О Государственном Гербе читай здесь, здесь и здесь, о бело-сине-красном Флаге – здесь, а о черно-золото-белом Флаге – здесь. Песни нашего сайта: "Третий Римъ" и "Мы – русские!" "Мы – Русские! Мы – Русские! Мы все равно поднимемся с колен! Покаемся – поднимемся с колен!" Каяться необходимо в грехах КЛЯТВОпреступления Соборного Обета, данного Богу в 1613 году, и приносить Богоугодные плоды этого покаяния
РОССИЯ
НЕ ПОДНИМЕТСЯ, пока не осознает, КТО был наш Русский
Царь Николай.
Без истинного
Покаяния [России] нет истинного
Прославления Царя. НЕ ЗАБЫВАЙТЕ, Царь
Николай Своими страданиями СПАС НАС. Если бы не муки Царя, России
бы НЕ БЫЛО! Осознать должна Россия, что БЕЗ БОГА - ни до
порога, БЕЗ ЦАРЯ - как без Отца! КТО
ЛЮБИТ Царя и Россию – тот ЛЮБИТ БОГА. Если человек не
любит Царя и
Россию – он НИКОГДА искренне не полюбит Бога. Это будет ЛУКАВАЯ
ЛОЖЬ!"
Святой Праведный
Псковоезерский Старец
Николай (Гурьянов,+ 24.08.2002)
Во
Имя Отца, и Сына и Святого Духа. Аминь. Господи Благослови!
XX век по праву войдёт в Историю под названием «Русского». Никогда государство древних русов не достигало такого величия, как в закатившемся веке, последнем во втором тысячелетии. Эти потрясающие успехи всецело связаны с исполинской личностью И.В. Сталина[+], чей исторический масштаб только начинает осмысливаться всерьёз.
Начало XX века ознаменовалось для России двумя мощными АНТИрусскими восстаниями. ЧРЕЗМЕРНОЕ участие в обоих приняли лица "некоренной национальности". Они, "пламенные революционеры", называли Россию "этой страной", а русских – "этим народом". В своих МИРОВЫХ планах они отводили России роль полена, предназначенного сгореть в печке "перманентной революции". Ещё живы люди, не забывшие ни "красного террора", ни расказачивания, ни борьбы с "русским фашизмом". А сколько лет неоглядная русская провинция замирала от ужаса, услыхав: "Латыши идут!" Эти "железные стрелки" не понимали ни слова по-русски и умели лишь нажимать на курок маузера.
Сталин остановил этот истребительный беспредел. Мало того, он обрушил на головы палачей меч справедливого ВОЗМЕЗДИЯ. Авторы ГЕНОЦИДА Русского Народа[+][+•] получили ПО ЗАСЛУГАМ. [Правильнее, Господь Бог, в том числе и руками И.В. Сталина, обрушил и ещё ОБРУШИТ меч справедливого ВОЗМЕЗДИЯ, и авторы геноцида Русского Народа, и исполнители с соучастниками этого геноцида уже получили и ещё получат ПО ЗАСЛУГАМ. В книге показаны ПРИЧИНЫ гибели и В.Маяковского, и С.Есенина, и М.Горького[+], и других – это ВОЗМЕЗДИЕ за то, что, как сказал С.Есенин, «Революция... А ведь как мечталось о ней, как грезилось! Её ждали, как спасительного ливня в жестокую засуху. И, признаться, приближали, как могли, — каждый в меру своих сил [«ненавидели Императора Николая Второго[+][++] и САМОдержавие»[+], БОГОМ установленную ВЛАСТЬ в России!!![+]РАЗРУШАЛИ ПРАВОславную[+][•][••][++] Российскую Империю!!! «Венчались со Свободой!»[+]] Что же вышло? Что получили?» Получили на свои головы ПРОКЛЯТЬЕ[+] Бога, как КЛЯТВОпреступники Соборного Обета[+] 1613 года! – а это СМЕРТЬ в муках, а затем глубины ада. Причём, муки жизни и смерти – это МИЛОСТЬ Божия, ибо они уменьшают страдания в аду! Не якшались бы с ЖИДОВНЁЙ (это жидовская шваль), а тем более с жидами-ЛЮДОЕДАМИ[•][+][•][•+][•++][••+], всё было бы для них иначе!!!] Непревзойдённый труженик на высочайшем государственном посту, Сталин создал государство, о котором мечтали поколения утопистов: с бесплатным образованием и лечением, с необыкновенной социальной защищённостью трудового человека. В СССР господствовал закон: «Вор должен сидеть, а ПРЕДАТЕЛЬ – висеть!» Благодаря титаническим усилиям Сталина появилась на планете наша советская цивилизация. [Она создало условия для рождения и возрастания[+] ГРЯДУЩЕГО Царя-Победителя[+][•] из Царствующего Дома Романовых![+][+]] Постижению этих сложных и порой умопомрачительных явлений посвятил автор своё ДОКУМЕНТАЛЬНО-художественное повествование. [КРОВАВЫЕ факты ига ЖИДОВСКОЙ (но не еврейской!!!) тирании изложены князем Н.Д. Жеваховым[+] (†1946-1949) и Н.П. Кузьминым[+][++] (†15 янв. 2011), правда, Николай Павлович, будучи дитём БЕЗБОЖНОГО СССР, НЕ ПОНИМАЛ историю Российской Империи и роль Императора Николая Второго в ней, а потому, к сожалению, изволит порой цареборческие БРЕДНИ писать. Новостные сообщения по книге. Часть 1. Последний полёт Буревестника, Часть 2. Вихри враждебные. Голос-Пресс, 2004.
"Сталин Бич Божий" Режиссер Анна Сергеевна Москвина
фильм взят здесь
В мае 1899 г. знаменитый архимандрит Иерон Васильев, настоятель Ново-Афонского монастыря семинаристу Иосифу Джугашвили: «Грядет царство «зверя» на Россию. Жиды будут уничтожать Русский Народ, а ты будешь уничтожать их! Иди!
Игумен Иерон благословил Иосифа иконой «Избавительница», главной Святыней монастыря. Наверно не случайно на Новом Афоне была южная дача Сталина. В июне 1969 года высокий, прямой, негнущийся президент Франции Шарль де Голь стоял на Красной Площади у могилы Сталина, держа руку под козырек! Об этом здесь
24-3. «Бухарин впитал с молоком матери отвращение ко всему русскому, национальному, традиционному»
Семья, в которой родился Бухарин, по всем признакам, была из разночинцев, без культуры и традиций. Следствием этого было впитанное с молоком матери отвращение ко всему русскому, национальному, традиционному. Маленький Николаша с малых лет начисто отрекся от своей русскости или, как он сам хвалился, «разделался с Богом к чертовой матери».
Воспитание в семье наложилось на саму атмосферу тогдашнего «культурного общества». Это были годы, когда «истинный интеллигент» стыдился своей русскости и старался выглядеть «гражданином мира».
Учился Бухарин в 5-й московской гимназии на Арбате, «знаменитой» тем, что там набирались знаний такие люди, как Эренбург, Пастернак, Брик и будущий нарком Сокольников. С последним Бухарина связывали какие-то вывихнутые отношения — совершенно не мужские. Сокольников, из семьи богатого аптекаря (собственный дом на Трубной площади, гувернеры, бонны), окружал Бухарина сладострастным обожанием и называл его «Букашкой» и «Ниночкой».
В те времена среди гимназистов получили широкое распространение всевозможные подстрекательские брошюрки и прокламации. Ушибленный крамольным чтивом, гимназист Бухарин был покорен легендарной фигурой антихриста, смутьяна и разрушителя всего извечного. Он подолгу простаивал перед зеркалом, стараясь отыскать в своем одутловатом невыразительном лице роковые черты демона-ниспровергателя. Озадаченный тем, что настоящий антихрист обязан родиться только от блудницы, он стал приставать к своей несчастной матери с расспросами: не было ли у нее внебрачной связи, не впадала ли она в блуд?
Рано покинув родительский кров, он уехал за границу и прожил там до 30 лет. Царское отречение застало его в Нью-Йорке, где он вместе с Троцким руководил школой революционеров, а также издавал газету «Новый мир». Узнав, что дома, в России, свершилась долгожданная революция, они с Троцким немедленно закрыли школу, наняли пароход и вместе с учениками стали пробираться в Петроград.
Путь Бухарина лежал отдельно от остальных — он ехал через Японию. Там с ним случился неприятнейший казус: он выбрал публичный дом с малолетними японками, и там его накрыла полиция, обвинив в совращении несовершеннолетней. Разумеется, это была самая обыкновенная подстава. Так поступают все спецслужбы мира. Спасаясь от скандала и суда, русский сладострастник вынужден был подписать вербовочное обязательство. Впоследствии, уже после ареста, он цинично заявит следователю: «Ну и что? Напился, подрался, завербовался!» Тогда же, в 1917 году, следом за Бухариным во Владивостоке появился загадочный «товарищ Александр» (Аарон Тобисон-Краснощеков) с далеко идущими планами. Год спустя он появится в Москве с идеей создания суверенной Дальневосточной республики под протекторатом США. Посетив Бухарина в редакции «Правды», он вместо приветствия сделает масонский жест «узнавания» — положит правую ладонь на левое плечо.
На роковом для большевистской партии VI съезде Бухарин, не будучи настоящим большевиком, был, как и Троцкий, избран членом Центрального Комитета. Он занял важнейший пост редактора «Правды», став, таким образом, главным идеологом страны. Как и вся свора Троцкого, захватившая партию, Бухарин ненавидел большевиков и в качестве первой неотложной меры считал быстрейшее устранение Ленина. Перед мятежом эсеров у него состоялась тайная встреча с Прошьяном и Камковым. Они договорились «решить все проблемы власти разом», т.е. арестовать весь Совнарком во главе с Лениным.
Захватив власть в огромнейшей стране, эмигранты столкнулись с чудовищными трудностями управления. Ломать — не строить! Собственно, никаких строек ими не планировалось. Десятки миллионов русских, поверивших, что крах самодержавия наконец-то приведет их к счастью, предназначались на роль соломы для пламени мировой революции.
Но как убедить эту гигантскую народную массу дать свое согласие на добровольное заклание?
Прежде всего, следовало ахнуть по лбу обухом (так делают с быком на бойне). После этого проворно режут горло и сливают всю живую кровь.
«Красный террор» и оглушил народ, и обескровил. Захватчики добились своего.
Троцкий, ставший настоящим диктатором ошеломленной, истекающей кровью России, наставительно заявлял: «Русский народ нам нужен лишь как навоз истории. Россия — наш враг. Она населена злыми бесхвостыми обезьянами, которых почему-то называют людьми. Нет ничего бездарней и лицемерней, чем русский мужик».
Упоенному своим всевластием диктатору вторил его подручный Бухарин:
«Русский народ — нация обломовых, нация рабов, с рабским прошлым, народ-растяпа с присущей ему азиатской ленью».
Словом, русским предоставлялась высокая честь сгореть в кострище мировой («перманентной») революции и тем самым хоть как-то оправдать свое ненужное пребывание на планете.
«Любимец партии» — так назван был в ленинском «Завещании» Бухарин.
Любимец... Только воспаленный мозг умирающего в состоянии родить такое. Однако какую победительную силу придали эти два слова Вождя всем наглым действиям аттестованного! Сейчас, в ходе неторопливого судебного разбирательства, выявлялся весь фактический урон бухаринского господства в советской идеологической политике.
Русским предлагалось отказаться от своей великой Истории и жить только тем, что им обещалось. Идеологи
революционной перестройки пламенно боролись с влиянием Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского. Мракобесами также объявлялись Бунин, Репин, Коненков, Нежданова, Есенин, Маяковский, Шолохов, Булгаков, Рахманинов. Они мстительно лишили Шаляпина звания народного артиста... В советских школах было запрещено преподавать историю. От педагогов требовалось воспитывать не русского ребенка для русского государства, а некоего «гражданина мира». Они взорвали памятники на славном Бородинском поле и торжественно воздвигли монумент... Иуде Искариоту!
Русским законодательно запрещалась любовь к своему Отечеству. Нечем вам гордиться, совершенно нечем! Вам надлежит каяться, каяться и каяться!
Оплевывая святыни русского народа, они заливали ложью и клеветой умы и сердца подрастающих поколений.
Еще в 1923 году умница Красин, инженер-электрик по образованию, резко поставил вопрос о деловой пригодности многих и многих, кто так кичился своим участием в революции. Эти люди с «тюремным образованием» способны были лишь ломать. А разоренная страна требовала строителей. На него немедленно набросился Бухарин. Во-первых, он принялся доказывать, что экономический развал совершенно неизбежен, как необходимый этап перехода от капитализма к социализму (так сказать, закон революционного разложения), во-вторых, же, он гневно обвинил Красина в забвении заслуг пламенных борцов за народное счастье, высокопарно именуя их «старой ленинской гвардией».
С трибуны XII съезда партии Бухарин изрекал:
— Мы в качестве бывшей великодержавной нации должны поставить себя в неравное положение. Только при такой политике, когда мы искусственно поставим себя в положение более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций!
«Покупая» доверие «младших братьев», русские заняли место в самом грязном углу многонационального государства. В великом СССР образовалось множество национальных республик и краев, не имелось только территориального образования русских. И они не смели этим возмущаться — немедленно следовала самая безжалостная кара.
Став главным редактором «Правды», Бухарин повел борьбу против «русского шовинизма», как против своего личного смертельного врага. Обливая высокомерием «квасной патриотизм» и «мужиковствующих» сочинителей, он затравил Есенина, отправил в расстрельный подвал Ягоды группу крестьянских поэтов и открыто угрожал любому, кто собирается «национализировать» советскую культуру, а заодно и тем «наивным простачкам, которые им подсвистывают».
В 1927 году, незадолго до путча Троцкого, вышел из печати 8-й том Большой советской энциклопедии. Иосиф Виссарионович обратил внимание, что И. Бунину и М. Булгакову отведено всего несколько строк, зато громадная статья о Бухарине занимает 13 столбцов убористого текста. О Бунине сказано: «Все его творчество дышит злобой крепостника». О Булгакове: «Художественный выразитель правобуржуазных слоев нашего общества». Совсем иное о Бухарине. Автор статьи Д. Марецкий называет своего учителя «выдающимся теоретиком коммунизма» и завершает свой панегирик тем, что делится открытием: оказывается, Ленин учился вовсе не у Маркса, а у... Бухарина! Впрочем, удивляться нечему. В редколлегии БСЭ состояли Радек, Преображенский, Ларин (третий тесть Бухарина) и, естественно, сам Бухарин.
Очередной съезд партии работал в трудные дни. Снова срывались хлебозаготовки (крестьянин, имея хлеб, требовал промышленных товаров), росло количество «долгостроя», т.е. замораживались и без того скудные средства на индустриализацию, и нагло торжествовала самая бессовестная демагогия бухаринцев, совершенно невыносимая оттого, что окружавшая действительность не подавала никакого повода для похвальбы.
Тон для работы съезда попытался задать Бухарин. Он выступил с отчетом о деятельности Коминтерна. Он ни словом не обмолвился о том, что происходило в прошлом месяце на улицах Москвы, а разливался соловьем о ближайших перспективах «торжества пролетарской справедливости на всей планете».
— Товарищи, земля дрожит уже отдаленными гулами великих революций, которые превзойдут по своему размаху даже то, что мы с вами пережили и перечувствовали!
(В этом отчете он, кстати, сумел сделать тонкий ход для скорого раскола международного рабочего движения, назвав социал-демократов «социал-фашистами»).
Выступивший Ворошилов привел удручающие факты о состоянии наших вооруженных сил. Для оснащения Красной Армии не хватало качественных сталей, свинца, цинка, меди. До сих пор главным мотором нашей армии являлась лошадь. По танкам мы отставали даже от польской армии...
Много говорилось и о хлебозаготовках (через полтора месяца, в феврале, Иосиф Виссарионович отправился в большую поездку в Сибирь).
В перерыве съезда, не сдержав раздражения, Иосиф Виссарионович принялся резко выговаривать Бухарину за его пренебрежение к постоянному пополнению своих знаний. Он же совершенно не учится, не читает. Не окончив даже гимназии, продолжает обходиться старым багажом. А что там, в багаже-то? Один Писарев с его устойчивым презрением к русской культуре. Если Писарев громил «дворянскую культуру», то Бухарин «сбрасывает с корабля современности» не только «мужиковствующих», но и Пушкина с Тютчевым... Научился болтать по-немецки — и уже европеец? Поклоняется авангардизму — и уже поскакал впереди прогресса?
Оскорбившись, Бухарин запальчиво назвал желчного Генсека «мелким восточным тираном» и убежал.
С того дня они перестали разговаривать и даже не здоровались.
В декабре 1929 года страна и партия пышно отпраздновали полувековой юбилей Генерального секретаря. Тогда впервые на улицах появились красочные портреты Сталина.
После этого бухаринцы решили сменить тактику. Сам Бухарин, а также Рыков и Томский обратились в ЦК партии с покаянным письмом: «Мы — ошиблись!» Они поклялись, что отныне полностью переходят на партийную платформу. Такими же лицемерами и притворщиками оказались Крес-тинский, Розенгольц и полтора десятка других, кто сейчас сидел в загородке перед трибуналом.
Розенгольц... Чем прославился этот деятель? Своей исключительной жестокостью. Его боялся даже Блюмкин, «самый отчаянный еврей в ВЧК». При подборе кадров у Розенгольца был один единственный критерий: «Сколько контриков сумел шлепнуть?» Только Розенгольцу поручалось Троцким проведение самых массовых расстрелов. Недаром в «День X» именно Розенгольцу предстояло пробраться к Сталину и застрелить его.
На первых судебных процессах Бухарину места не нашлось. Его считали мелким пакостником, истасканным эротоманом, человеком низменных страстей, который привык использовать доставшуюся ему власть, как вечный пропуск к роскошному столу с самыми изысканными яствами. На конкретные политические действия его признавали просто неспособным. В расчет при этом брался здравый смысл главных заговорщиков: они обязаны были отдавать себе отчет, что связываться в серьезных делах с таким гнилым типом им явно не с руки.
Ежов тем временем продолжал настойчиво копать. Подозревая всех и каждого, он ворошил прошлое многих партийных работников. Высокий ранг подозреваемого его нисколько не смущал.
Богатая пожива ждала его в архивах царской охранки. Спалить все без остатка не сумели, кое-что сохранилось, и было вытащено на свет.
В агентурных донесениях лета 1915 года сообщалось о поездке трех социал-демократов в Стокгольм. Цель поездки? Конфиденциальная встреча с представителями банка Варбурга. Старшим из приехавших был некто Мойша Долгалевский. Этого имени нигде, ни в одних списках не значилось. Двух других визитеров Ежов установил быстро: это были Г. Пятаков и Е. Бош. Так кто же этот таинственный Долгалевский? Надо полагать, рангом он повыше Пятакова... Перед трудностями Ежов никогда не отступал. Тайну псевдонима «Долгалевский» он все же установил: это был Бухарин!
Деньги на революцию... Связь с банкирами... Самое сокровенное, самое тайное!
Ранг Бухарина в глазах Ежова моментально вырос. Ему становилось понятно, почему именно этого человека Свердлов назначил на такой важный пост, как главный редактор «Правды».
Разоблачением Бухарина следствие,занималось с особенною кропотливостью. Ежов сам, без сталинской подсказки, раскопал среди малоизвестных ленинских работ статью «Кризис партии». Уже тогда, в январе 1921 года, Вождь с возмущением писал: «...Верхом распада идейного являются тезисы Бухарина. Это полный разрыв с коммунизмом. Прежде главным был Троцкий. Но теперь Бухарин затмил его. Он договорился до ошибок, во сто крат более крупных, чем все остальные ошибки Троцкого, вместе взятые». Тогда Бухарин затаился и стал ждать подходящего момента. Он понял, что поспешил и выскочил не вовремя (а сам тем часом втирался в ленинскую семью, обхаживая несчастную Маняшу, сестру Ленина). Время для ответного удара вскоре наступило: в мае следующего года Ленина свалил первый инсульт. И тогда Бухарин напечатал в «Правде»: «Политика Ленина губительна для революции!» Это был приговор заболевшему Вождю (то-то Ленин стал метаться и просить яду).
Бухарин уверенно «обрабатывал» отведенный ему участок заговора. Его выкормыши заняли все сколько-нибудь важные посты в идеологии. Это была пресловутая «бухаринская школа», орда шкурников-цитатчиков, начетчиков и фарисеев.
Удалось установить участие Бухарина и в организации повального голода в стране. Это искусственное бедствие стоило советскому народу миллионов жертв.
Юношеская мечта Бухарина об антихристе осуществилась: он стал редкостным Иудой. И достиг на этом гнусном поприще выдающихся успехов.
Мало-помалу выявились настолько омерзительные делишки, что Вышинский, государственный обвинитель на процессе, не удержался и назвал этого совершенно разложившегося прохвоста «помесью лисицы и свиньи». Бухарин производил наиболее отвратительное впечатление из всех, кто томился в загородке.
1936 год стал последним в преступной деятельности «любимца партии».
Весной он предпринял длительную поездку за рубеж, побывал в Германии, Франции, Голландии. 3 марта он приехал в Прагу и выступил с лекцией перед эмигрантами из России. Зал был переполнен. Появившись на трибуне, Бухарин исполнил «узнавательный» масонский знак. Те, кому следовало, теперь не сомневались, что из советской России, где было так неспокойно и тревожно, наконец-то прибыл свой человек.
В воспоминаниях Анны Лариной (она приехала к нему в Париж) рассказывается, что друзья уговаривали Бухарина стать невозвращенцем, остаться во Франции. Он ответил решительным отказом. События в Москве приближались к установленному «Дню X» и Бухарин, нисколько не сомневаясь в силе военной организации Тухачевского, считал своим долгом оставаться рядом с красным маршалом.
В Москве завершился процесс над Зиновьевым и Каменевым. Оба получили расстрельный приговор. Вернувшийся Бухарин обращается к Ворошилову (которого люто ненавидел) с личным как бы дружеским письмом. Там есть такие строки: «Циник-убийца Каменев омерзительнейший из людей, падаль человеческая. Что расстреляли собак — страшно рад!» Расчет отчаянно трусившего «любимца партии» был ясен — через Ворошилова эти строки попадут к Сталину (который с ним уже давно не разговаривает и не здоровается).
Сам же «любимец» в это время отправился в Ленинград. Примитивный человечишко, он даже не подумал, что за ним ведется наблюдение. В ночном поезде, как установлено, Бухарин будто бы по ошибке вломился в купе международного вагона и там задержался. Быстренько выяснилось, кто же ехал в том купе. Пассажиром оказался г-н Буллит, посол США (женатый на вдове Джона Рида, «пламенного революционера»). О чем же толковали два вроде бы невзначай столкнувшихся пассажира? Надо полагать, не о погоде и не о любезных сердцу Бухарина девочках.
Рассказывая следствию о той ночной встрече, «любимец партии» припомнил, что речь шла о подсчете сил для «Дня X». Громадные надежды внушала военная часть заговора. Убеждая своего ночного собеседника, Бухарин развил такую мысль: Гитлеру, бесспорно, следует всячески помочь. Кроме него сейчас попросту нет реальной силы, чтобы нанести поражение Красной Армии. Поражение в войне полностью ляжет на прежнее партийное руководство во главе со Сталиным. Всех их следует потом отдать под суд. А на их фоне стать спасителями Отечества, чем завоевать бесконечную признательность народа.
Короче, «любимец партии» рассматривал Гитлера всего лишь как послушную марионетку. Разгромив Красную Армию и взяв Москву, фюрер ничего не придумает умнее, как вручить власть над Россией этой жалкой и ничтожной кучке рукосуев. Хотя прекрасно знал, что для освоения восточных территорий нацисты намеревались построить 17 мыловаренных заводов — для сокращения излишков завоеванного населения.
На одном из совещаний у себя на квартире Бухарин собрал Крестинского, Трилиссера, Ягоду и Виктора Коппа. У него невольно вырвалось: «Сталин — это Чингисхан!» Три-лиссер сообщил, что виделся с Тухачевским. Последний план таков: 15 мая собираемся у него на квартире, после чего проникаем в Кремль, захватываем телефонную станцию и быстренько устраняем всех руководителей. Ягода, трогая свой висячий нос, меланхолически заметил, что его всерьез тревожит воинственность «красного Наполеончика» (так он постоянно называл Тухачевского). В обычае таких решительных людей в первую очередь расправляться со своими союзниками, убирая конкурентов на власть. А с Тухачевского станется! Товарищ без комплексов и предрассудков...
На втором процессе, в январе 1937 года, подсудимый Карл Радек заявил, что после убийства Кирова и начавшихся репрессий именно Бухарин принялся упрекать заговорщиков в трусости и потребовал усиления террористической деятельности. Он выразился так: «Перейти к плановому террору».
Главной мишенью террористов считался Сталин. Некий Куликов, в свое время осужденный, но вновь привлеченный к дознанию, показал, что Бухарин настаивал на скорейшем устранении именно Сталина как основной помехе в осуществлении всех планов подполья. Бывший нарком земледелия Яковлев-Эпштейн создал две террористические группы. О нескольких группах для террора рассказал и Станкин, секретарь застрелившегося Томского (в частности, группа Славинского собиралась убить Сталина в Большом театре во время торжественного заседания 6 ноября 1936 года).
Бухарин все ощутимей чувствовал жаркое дыхание погони — Ежов его настигал. Заметавшись, он стал торопить главных заговорщиков (Ягоду, Тухачевского, Трилиссера). А сам тем временем изо всех сил лебезил перед любым представителем власти. Он не оставлял надежды на спасение.
При очередных арестах в Ленинграде у заговорщиков вдруг были найдены полевые радиостанции. Это старался Рыков, нарком связи. В ожидании «Дня X» он наделил заговорщиков таким современным и мобильным средством связи.
Последний судебный процесс готовился неторопливо, основательно: На примере «любимца партии» страна должна была окончательно убедиться в гнусном облике перерожденцев, согласившихся ради личных благ стать пособниками фашизма.
Суд над Бухариным стал последним открытым процессом. Головка мощного заговора была разоблачена. Оставалось добивание остатков подполья — рутинная приборка, подметание, подчистка...
Допрос Бухарина начался на четвертый день процесса.
Вышинский мастерски владел своим искусством прокурора и несколькими точными вопросами припирал подсудимых к стенке.
По своей привычке блудословить, Бухарин сделал попытку втянуть обвинителя в пустопорожний многословный спор.
ВЫШИНСКИЙ. Я спрашиваю не вообще о разговоре, а об этом разговоре.
БУХАРИН. В «Логике» Гегеля слово «этот» считается самым трудным.*
ВЫШИНСКИЙ. Прошу суд разъяснить обвиняемому Бухарину, что здесь он не философ, а преступник. И о гегелевской философии ему полезно воздержаться говорить.
БУХАРИН. Он сказал: «должны». Но смысл этих слов не «зольден», а «мюссен»...
ВЫШИНСКИЙ. Вы вашу филологию оставьте. «Должен» по-русски — это значит «должен»!
БУХАРИН. «Должен» имеет в русском языке два значения.
ВЫШИНСКИЙ. А мы здесь хотим иметь одно значение!
БУХАРИН. Вам угодно так, а я имею право с этим не соглашаться.
(Заходит речь о месте Бухарина в заговоре и о задачах троцкистского подполья.)
БУХАРИН. Я главным образом занимался проблематикой общего руководства. Так сказать, стороной идеологической.
ВЫШИНСКИЙ. Какие цели преследовала ваша организация?
БУХАРИН. Эта организация, если сформулировать коротко... Она преследовала, по существу говоря, хотя, так сказать, может быть, недостаточно сознавала и не ставила все точки над «и», своей основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР.
ВЫШИНСКИЙ. Свержение советской власти?
БУХАРИН. Свержение советской власти — это было средством для реализации этой цели.
ВЫШИНСКИЙ. При помощи?
БУХАРИН. При помощи использования всех трудностей, которые встречаются на пути советской власти. В частности, при помощи использования войны, которая прогностически стояла в перспективе.
ВЫШИНСКИЙ. На условиях?
БУХАРИН. На условиях, если говорить конкретно, целого ряда уступок. Вплоть до территориальных.
(И подсудимый называет эти территории: Украина, Белоруссия, Приморье, Средняя Азия.)
Дает показания Иванов, старый агент царской охранки, продвинутый Бухариным на руководящий пост в Северо-Кавказском крайкоме партии.
ИВАНОВ. По заданию Бухарина я в 1928 году пытался организовать повстанческую Вандею на Северном Кавказе. В 1932 году по его же установкам я включился в восстание по свержению советской власти... В 1934 году он говорил со мной о необходимости ориентироваться на агрессивные фашистские страны, в первую очередь на Германию и Японию. В соответствии с этим группа правых в Северном крае под моим руководством развертывает террористическую, диверсионную и шпионскую деятельность. После всего этого мне странно было слушать здесь заявление Бухарина о том, что он лишь «чистый теоретик» и занимается только «проблематикой» и «идеологией»... Да, я делал чудовищные преступления, я за них отвечаю. Но я их делал вместе с Бухариным, и отвечать мы должны вместе.
(В конце своего пространного признания Иванов внезапно вспомнил одну, как он выразился, «характерную подробность».)
ИВАНОВ. Бухарин, утверждая необходимость рядом диверсионных и террористических ударов сорвать оборону страны, говорил о том, что правые в нашем крае очень лениво готовят повстанческие кадры, и заявлял следующее: «Конечно, за помощь придется заплатить уступками окраин. Даром не дают, не помогают. Но в конце концов не обязательно России быть одной шестой частью мира, она может быть и одной десятой!»
На совести Бухарина лежит организация жуткого голода во многих районах страны, в том числе и на Северном Кавказе. Голод заговорщики решили использовать для массового недовольства советской властью.
ВЫШИНСКИЙ. У вас ставилась задача организовать повстанческое движение? Вы посылали на Северный Кавказ Слепкова для этого дела? Посылали вы в Бийск Яко-венко?
БУХАРИН. Да.
(После перерыва речь заходит об убийстве Кирова.)
ВЫШИНСКИЙ. Это преступление тоже совершено с ведома и по указанию «право-троцкистского блока»?
БУХАРИН. Это мне не было известно.
ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Рыков, что вам известно по поводу убийства Кирова?
РЫКОВ. Я ни о каком участии не знаю.
ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Ягода...
ЯГОДА. И Рыков, и Бухарин говорят неправду. Рыков и Енукидзе участвовали на заседании центра, где обсуждался вопрос об убийстве Кирова.
ВЫШИНСКИЙ. Имели к этому убийству отношение подсудимые Рыков и Бухарин?
ЯГОДА. Прямое.
Припертый тяжестью улик, Бухарин теряет самообладание и всю свою пустопорожнюю велеречивость. Едва речь зашла о планах убийства Ленина в 1918 году, он стремительно вскочил с места и, мотая пальцем, закричал.
— Я не говорил: убить. Не говорил. Я говорил: надежно изолировать!
Председательствующий и обвинитель молча смотрели на него до тех пор, пока он не смешался сам, и не уселся на свое место.
Последним испытанием Бухарина явилось выявление его подлой роли в расправе с вождем немецкого рабочего класса Э. Тельманом. После поражения восстания в 1923 году Тельман скрылся в подполье. Бухарин «достал» его тем, что хозяйничал в те времена в Исполкоме Коминтерна. Он украдкой провел решение об исключении Тельмана из коммунистической партии. На защиту чести пламенного антифашиста выступил Сталин. На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 года он добился отмены этого кощунственного решения.
Государственный обвинитель Вышинский выступил с пространной и суровой речью.
Он потребовал для всех обвиняемых высшей меры социальной защиты.
В тот же день вечером выступили защитники И. Брауде и Н. Комодов.
Весь следующий день, 12 марта, подсудимые выступали с последним словом. Ни один из них не -ждал приговора с поднятой головой, с гордыми словами о смерти ради своих высоких идеалов. Все без исключения униженно каялись и просили пощады.
Подошла очередь говорить Бухарину.
— Я обязан здесь признать, — заявил он, — что в параллелограмме сил, из которых складывалась контрреволюционная тактика, Троцкий был главным мотором движения. И наиболее резкие установки — террор, разведка, расчленение СССР, вредительство — шли в первую очередь из этого источника...
Слова предателя падали в напряженную тишину переполненного зала.
В голосе Бухарина внезапно зазвучали искренние нотки.
— Я около трех месяцев запирался. Потом стал давать показания. Почему? Причина этому заключается в том, что в тюрьме я переоценил все свое прошлое. Ибо когда спрашиваешь себя: если ты умрешь, во имя чего ты умрешь? И тогда представляется вдруг с поразительной яркостью абсолютно черная пустота. Нет ничего, во имя чего нужно было бы умирать, если бы захотел умереть, не раскаявшись. И наоборот, все то положительное, что в Советском Союзе сверкает, все приобретает другие размеры в сознании человека. Это, в конце концов, меня разоружило окончательно, побудило склонить свои колени перед партией и страной... Голос Бухарина пресекся, он помедлил, пожевал бледными губами.
— Чудовищность моих преступлений безмерна, особенно на новом этапе борьбы СССР.
Зал, казалось, не дышал. Бухарин сделал над собой усилие и ровным голосом произнес:
— С этим сознанием я жду приговора.
Словно предвидя нынешние спекуляции по поводу «невинных жертв сталинского произвола», Бухарин вдруг предупредил, что не хочет и не примет никакой защиты с Запада.
— Я не хочу такой защиты! — с надрывом произнес он. В самом конце дня случился казус: подсудимый Розенгольц внезапно прервал свою речь и громко запел: «Широка страна моя родная», после чего упал на скамью и зарыдал. Ягода в своем последнем слове был предельно краток:
— Товарищ Сталин, товарищи чекисты, если можете, — пощадите!
Поздно ночью суд удалился на совещание.
В 4 часа утра, когда над Москвой занимался рассвет, был зачитан приговор. Чтение его заняло ровно полчаса. Из всех подсудимых в живых были оставлены лишь двое: врач Плетнев получил 25, а Раковский 20 лет тюремного срока.
Оказавшись в камере, Бухарин попросил бумаги, и принялся сочинять прошение о помиловании. Он писал:
«... Я считаю приговор суда справедливым возмездием за совершенные мною тягчайшие преступления против социалистической родины, ее народа, партии, правительства. У меня в душе нет ни единого слова протеста. За мои преступления меня нужно было расстрелять десять раз. Пролетарский суд вынес решение, которое я заслужил своей преступной деятельностью, и я готов нести заслуженную кару и умереть, окруженный справедливым негодованием, ненавистью и презрением великого героического народа СССР, которому я так подло изменил... Я рад, что власть пролетариата разгромила все то преступное, что видело во мне своего лидера и лидером чего я действительно был.
Я твердо уверен, пройдут годы, будут перейдены великие исторические рубежи под водительством Сталина, и вы не будете сетовать на акт милосердия и пощады, о котором я вас прошу. Я постараюсь всеми своими силами доказать вам, то этот жест пролетарского великодушия был оправдан.
Николай Бухарин. Москва, 13 марта 1938 года. Внутренняя тюрьма НКВД».
Отдав написанное, он принялся лихорадочно ходить по камере. Мысли его метались. Внезапно он застучал в дверь и снова попросил бумаги. Ему показалось, что он не полностью выразил свое раскаяние в содеянном.
«Прошу Президиум Верховного Совета о помиловании. Я глубоко виновен перед социалистической родиной и преступления мои безмерны... Я стою на коленях перед родиной, партией, народом и его правительством и прошу Президиум о помиловании».
Сутки спустя, 14 марта, прошение Бухарина (как и других осужденных) было отклонено.
Приговор привели в исполнение.
Любопытна судьба заговорщиков, купивших себе жизнь активным сотрудничеством со следствием. Радек и Сокольников отбывали наказание в разных местах, но были убиты сокамерниками в один и тот же день — 19 мая 1939 года.
Раковского начало Великой Отечественной застало в старинном Орловском централе. Осенью 1941 года, когда фашисты приблизились к Москве, и во всех местах заключения проводилась первая «зачистка», он был расстрелян вместе с М. Спиридоновой и О. Каменевой (женой Каменева и сестрой Троцкого).
Молоденькой сожительнице Бухарина, Анечке Лариной-Лурье, пришлось испить часть горькой чаши, выпавшей на ее долю. К тому времени в СССР появился Закон о наказании не только заговорщиков (врагов народа), но и людей, так или иначе, с ними связанных. Хорошенькая хохотушка Анечка была взята под стражу через полгода после ареста Бухарина и выслана в Астрахань. Так поступали со всеми «чесирами» — членами семей изменников Родины. После расстрела Бухарина ее вновь арестовали, уже в Астрахани, и сослали в Мариинские лагеря.
Когда началась реабилитация троцкистов, A.M. Ларина сделала сенсационное заявление: будто бы ее муж, Н.И. Бухарин, накануне своего ареста сочинил послание «Будущему поколению руководителей партии» и заставил ее выучить текст наизусть. Это «пламенное слово» расстрелянного мужа (смесь фальшивой патетики и дешевой демагогии) она и поведала изумленным современникам.
Получилось что-то вроде эстафеты: расстрелянный подонок из прошлого обращался к будущим.
24-4. «Неукротимого маршала госбезопасности» Николая Ежова сожрала жидовская[•] шваль с Лубянки!
После первых открытых процессов, когда их курировал сам Сталин, для Ежова настала пора самостоятельных решений. Его как бы спустили с поводка. Он, распираемый от гордости за оказанное (завоеванное!) доверие, весь устремился в поиск и принялся докапываться до самых хитрых и увертливых, до самых затаившихся, не разоблаченных.
Вал разоблачений не убывал, а нарастал.
«Стальная метла» неукротимого маршала госбезопасности продолжала шаркать энергично и безостановочно.
В карательной работе НКВД процвело производственное ударничество — как на заводе. Отличия и награды лежали через «полные и чистосердечные» признания обвиняемых. Борьба с затаившимся врагом превратилась в нелепое чекистское соревнование. Если в Белоруссии удавалось «раскрыть» большую организацию троцкистов, точно таких же успехов старались добиться чекисты на Украине, в Казахстане, на Дальнем Востоке.
Соревновались в подлости, в бесчеловечности.
Могущество НКВД росло. При этом цинизм самих чекистов принимал размеры беспредельные.
Агранов, заместитель Ежова, однажды допрашивал «крепкого» арестованного из военных. За несколько месяцев тот не подписал ни одного протокола. Он возмущался тем, что его впрямую называют «врагом народа».
— Я еще не осужден. Меня только подозревают. Суд решит!
Усмехнувшись, Агранов вылез из-за стола, подошел к окну и поманил арестованного пальцем.
— А ну иди сюда. Иди, я сказал! Смотри, — он указал на бегущих по улице москвичей. — Подозреваемые — это они, а ты — готов. Раз уж попал — никуда не денешься. У нас ошибок не бывает. Пойдешь или в лагерь, или же... Сам понимаешь. В общем, бросай свою дурость. Иди и подумай хорошенько. Ишь ты, по-до-зре-ваемый! — И, хмыкнув, грязно выругался.
В июле 1937 года после процесса Тухачевского и праздничной встречи из Америки экипажа Чкалова чекисты собрались на даче Реденса, сталинского свояка. Приехал и Ежов. Подвыпив, он принялся наставлять подчиненных:
— Секретарь обкома? Да я плевать на них хотел! Они должны ходить под нашими людьми и вздрагивать. Только так!
«Ежовые рукавицы» стали понятием нарицательным.
Имя маленького наркома постоянно упоминалось в числе высших руководителей страны.
Попасть в «ежовые рукавицы» можно было за сущие пустяки — чаще всего за болтовню. Беспредельные возможности для этих обвинений открывала универсальная статья 58 («сто шестнадцать пополам»). В ночной «воронок» запихивали за пересказанный анекдот, за острую шутку, за неправильно истолкованную газетную заметку, за невпопад сказанное слово. «Язык мой — враг мой!» Для обвинения достаточно было установить, что гражданин, желая повеселить приятеля, вдруг толкал его в бок, и подмигивал: «Знаешь, что такое ВЧК? Всякому Человеку Конец!» Более тяжкими преступлениями считалась расшифровка таких аббревиатур: «ВКП(б) — Второе Крепостное Право (большевиков)»; «СССР — Смерть Сталина Спасет Россию». А то еще: «Ну, как живешь? Да как Ленин: не кормят и не хоронят!» За такие остроты забирали целыми компаниями, рассказчиков и слушателей, и оформляли, как преступную организацию врагов народа.
Получал срок читатель, которому не нравились произведения Максима Горького, «пролетарского писателя». К расстрельному приговору подвели следователи подвыпившего гуляку, которому вдруг взбрело в голову загорланить на ночной улице: «Над страной весенний ветер веет, с каждым днем все радостнее жид!»
Как водится, в обычай вошло самое низменное доносительство. Письмо-сигнал в органы помогало негодяям убрать неугодного человека, обрести приглянувшуюся квартиру, занять хорошую должность.
Разврат бесконтрольной власти превратил НКВД в страшного удава с леденящим взглядом. Этот взгляд не знал ни сна, ни покоя. И страна оцепенела, как испуганный кролик...
Первые сигналы о том, что «ежовые рукавицы» превратились в пугало не троцкистов, а народа, стали доходить до Сталина еще осенью 1937 года. Сказал ему об этом Жданов. Выбрав подходящую минуту, он завел разговор о продолжающемся «красном терроре». Употребив слово «ежовщина», Андрей Александрович высказал догадку о «провокации во всесоюзном масштабе».
Большой знаток «еврейского вопроса», Жданов не сомневался, что старательного наркома подловили, приняв во внимание его замороченность цифрами показателей.
— Они же мастера. «Чем хуже, тем лучше». А он, дурак, старается. Вот и...
Много негативного стало поступать к Сталину от его личной контрразведки, о существовании которой знали всего несколько человек. Эту секретнейшую организацию возглавляли два абсолютно преданных генерала: A.M. Лавров и A.M. Джута.
В этот момент Ежова как на грех «попутал нечистый»: он доложил об устранении сына Троцкого Льва Седова. По своим каналам Иосиф Виссарионович знал, что к этой смерти Москва не имела никакого отношения. Однако Ежов докладывал, как о своем успехе, скатившись, таким образом, к примитивному очковтирательству.
Затем последовал безрассудный арест Хейфеца, нашего. резидента в США Этот разведчик, по национальности еврей, сумел добиться потрясающих успехов. В частности, он установил надежную связь с молодым ученым Понтекорво, а через него советская разведка выходила на таких специалистов-атомщиков, как Ферми, Жолио-Кюри и Оппенгеймер.
Совершенно бессмысленным показался Сталину скоропалительный расстрел митрополита Феофана в г. Горьком. Зачем? Чего достигли, кроме озлобления верующих? Жданов был прав: продолжалась линия на истребление русского народа. Ежов, такой старательный и неукротимый, мало помалу превращался в игрушку в опытных руках ненавистников России-СССР.
По инициативе Кагановича (он был уже на ножах с Ежовым) была создана комиссия ЦК. Возглавил ее Маленков. Он побывал в Белоруссии, Армении, Ярославле, Туле, Казани, Саратове, Омске и Тамбове. Его глазам предстала удручающая картина соревнования за высокие показатели в борьбе с троцкизмом. Народ расстреливали по пустяковым обвинениям (а часто и без всякой вины). Итогом поездки Маленкова явился обстоятельный доклад «Об ошибках партийных организаций при исключении коммунистов из партии и формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и мерах по устранению этих недостатков». Это была мощная мина под всесилие Ежова. Не удовлетворившись этим, Маленков составил «Записку» о перегибах в работе НКВД. Он запечатал документ в конверт и сделал надпись: «Лично т. Сталину». Вручив конверт Поскребышеву, он направился к себе. Через 40 минут раздался звонок сталинского помощника. Хозяин уже прочитал «Записку», был хмур и неразговорчив. На документе имелась его виза: «Членам Политбюро на голосование».
Это был фактический конец Ежова.
По предложению Кагановича в Москву, для «укрепления руководства НКВД», перевели Л.П. Берию. Он стал . заместителем наркома. При этом Каганович специально обговорил, чтобы новичку был «обеспечен доступ ко всем без исключения материалам НКВД».
При обысках в квартире Ежова и на даче нашли и конфисковали (записав подробно в протокол) 9 пар сапог, 13 гимнастерок и 14 фуражек. Больше никаких богатств маленький нарком не нажил.
Сидел он в Сухановке, небольшой, особо секретной тюрьме для избранных, за чертой Москвы, в красивой местности, на территории Дома отдыха архитекторов.
Старинное имение князей Волконских соседствовало с монастырем. При советской власти монахов разогнали, а помещение приспособили под следственную тюрьму, небольшую, на 68 камер. В служебных документах Сухановка называлась объектом № 110. Пищу арестованным доставляли с кухни Дома архитектора, но каждую порцию делили на 12 человек. Узники голодали. Режим Сухановки считался самым суровым. Никаких прогулок и оправка раз в сутки, в 6 часов утра. Здесь существовали стоячие карцеры, тесные бетонные шкафы, в которых выжигал глаза нестерпимо яркий электрический свет. Среди надзирателей были преимущественно женщины-латышки, суровые, мясистые.
Ежова привезли в добротной командирской гимнастерке с маршальскими звездами в петлицах. Первым делом его заставили раздеться догола. Начался унизительный осмотр узника. Его принимали, словно вещь. Под конец латышка коротко обронила: «Рот» и долго светила электрическим фонариком в его раскрытый рот. Затем ему бросили груду грязного тряпья и велели одеваться. Он натянул громадные брюки без ремня и пуговиц, сунул ноги в сырые опорки. Когда его вели в камеру, он шаркал ногами, и придерживал штаны обеими руками.
Поместили его в камере № 44, и этот номер до конца жизни заменил ему фамилию. Камера оказалась крохотной, шесть квадратных метров. Койка опускалась только на ночь. Днем разрешалось сидеть лицом к дверям на металлическом табурете, вделанном в бетонный пол.
Возле камеры № 44 выставили круглосуточный пост наблюдения.
Арест Ежова упал на подготовленную почву. На его примере страна еще раз убедилась в том, насколько хитры и коварно изобретательны враги.
— Неужели и он? Вот это да-а! Что же это делается, а? Заключенный № 44 поступил под ферулу опытного следователя Бориса Родоса.
Этого работника Ежов знал, не раз ставил его в пример на общих собраниях.
Когда бывшего наркома привели на первый допрос, Родос, громадный еврей с волосатыми ручищами, вяло кивнул ему на стул и устремил на него долгий сонный взгляд. Он словно гипнотизировал этого еще недавно всесильного человека, превратившегося вдруг в такое ничтожество.
Ежов не знал, что Родос имел поручение самого Берии сразу же «обломать гаду рога».
— Н-ну, вот что, русский сучонок... — проговорил Родос и грузно поднялся из-за стола. Он запустил пальцы в густые волосы арестованного, приподнял его и несколько раз сильно ударил по лицу. Затем бросил его на пол и принялся бить ногами, норовя попасть в пах.
Устав, он налил в стакан нарзану и вызвал конвой.
Ежова, скорчившегося комком, потерявшего сознание, поволокли в камеру.
Родос много не мудрил и по трафарету «лепил» обвинение в создании террористической организации (убийство Сталина, свержение советской власти) и в работе на несколько вражеских разведок: польской, германской, английской и японской. Подписи под протоколами добывались бесчеловечным битьем.
С первых же дней Ежов был раздавлен, но вовсе не жестоким обращением (он этого ждал), а коварством своих врагов: Родос предъявил ему «Досье», якобы обнаруженное в его служебном сейфе. Едва смысл провокации достиг сознания избитого наркома, он вскочил и в отчаянии закричал. Против столь кощунственного обвинения запротестовало все его существо преданного до гроба человека. Да, собирал... но только не на Сталина... нет, нет, нет!
В этот день его снова утащили в камеру волоком.
Так вот почему любимый Сталин смотрел на него своим тигриным взглядом! И не оправдаться теперь, не докричаться. Кто его услышит?
Талантливые негодяи, что и толковать!
К удивлению Ежова, следователь разрешил дать ему в камеру лист бумаги и огрызок карандаша. Николай Иванович написал короткое письмо своему главному недругу:
«Лаврентий! Несмотря на всю суровость выводов, которых я заслужил и воспринимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину останусь до конца».
После этого он заявил Родосу, что больше ничего подписывать не станет, и потребовал встречи с членом Политбюро.
На следующий день в Сухановку приехал Берия в сопровождении своего нового заместителя Богдана Кобулова.
Лицо Ежова было в синяках и кровоподтеках. Выглядел он страшно. Оба высокопоставленных посетителя Сухановки не обратили на это никакого внимания. Старательный Родос основательно «обломал рога» бывшему наркому.
Берия начал встречу с того, что налил Ежову полный стакан водки.
Два кавказца, оба еще молодые, но чрезмерно раздобревшие, с громадными животами, с лоснящимися, хорошо выбритыми щеками, снисходительно проследили, как было выпито.
Ежов утер губы рукавом грязной куртки.
Берия бросил ему на колени яркий апельсин.
— Николай, — заговорил он, — не по-партийному ведешь себя. По-троцкистски себя ведешь! Товарищ Сталин тобой недоволен, дорогой.
Хмель быстро затуманил голову.
— Ты зачем приехал? — дерзко спросил Ежов. Усмехнувшись, Берия снял очки, и Николай Иванович впервые близко, очень близко разглядел глаза своего врага, как бы обнаженные и оттого особенно страшные: глаза убийцы, палача, наслаждающегося унижениями своей жертвы.
Ежова осенило внезапное открытие: Берия вовсе не был близорук. Он носил стеклышки на лице, чтобы камуфлировать свой неприятнейший змеиный взгляд.
Снова насадив пенсне на нос, Берия поднялся и распахнул окно. От избитого, давно немытого Ежова исходил неприятный запах. В следственный кабинет влетели звуки танцевальной музыки, стук волейбольного мяча, хоровое беспечное пение. Это веселились отдыхающие Дома архитектора.
Окно пришлось закрыть. Берия стал говорить о необходимости осознания Ежовым того, что с ним произошло. От него ждут искреннего признания своей большой вины. Как это... кто ждет? Все ждут. Партия, народ, страна... Товарищ Сталин ждет!
В качестве награды Берия пообещал приговор «не по максимуму» и заботу о дочери Наташе.
Напоминание о ребенке заставило Ежова сморщиться, словно от невыносимой боли.
Возбужденный алкоголем мозг работал бешено. Он вдруг подумал, что эти самоуверенные наглецы являлись представителями такого зла, какого его народ еще не ведал, не испытывал.
Он понимал, что на спасение нет никаких надежд. Эти раскормленные твари не выпустят его из своих когтей. Николай Иванович собрал оставшиеся силы и воспрянул душевно.
Обоим своим жирным допросчикам маленький нарком высокомерно заявил:
— Настоящий чекист умирает или от рук врага, или от рук НКВД. Естественная смерть для нашего брата исключена!
В ответ Берия и Кобулов, колыхая животами, расхохотались. Слишком смешным показался им этот встопорщившийся карлик.
(Им обоим в то время было невдомек, что в словах обреченного Ежова пророчески прозвучал приговор их собственной судьбе.)
От Берии, однако, не укрылась перемена в настроении изуродованного узника. Он вкрадчиво спросил: что передать товарищу Сталину? Опустив голову, Ежов уставился на свои безобразные опорки. Задача была одна: дожить до суда (если таковой, конечно, состоится). Вполне возможной могла быть смерть «от сердечной недостаточности». Сколько их было! Нет, надо дожить. И там не только отречься от позорнейших признаний, но и заявить под протокол, изложив все свои последние соображения, открытия.
Да, он станет все подписывать, брать на душу все грехи.
Берия просиял и, щегольски задрав бутылку вверх дном, нахлестал еще один стакан водки...
Суда он дождался, но ничего из задуманного не осуществил. Председательствующий В. Ульрих показал себя великим докой и пресекал любое многословие подсудимого.
За окнами скудного судебного зала стоял серенький денек начала февраля.
Николай Иванович отказался от всех признаний во время следствия. Его заявление внесли в протокол, но... что это могло изменить? Он решил воспользоваться последним словом.
Хотелось сказать много, очень много, однако он вовремя сообразил, что надо выбрать самое главное в расчете на то, что Сталин вдруг потребует протокол судебного заседания.
Трудно говорить, сознавая, что выступаешь последний раз в жизни.
— Придя в органы НКВД, я первое время был совсем один. Помощников у меня не было, не дали... Вначале я присматривался, а затем начал. Начал я с разгрома шпионов, которые пролезли во все отделы ЧК. В их руках была вся советская разведка. Всё было в их руках! Потом я взялся за чистку контингента перебежчиков...
(«Не то совсем... ах, совсем же не о том!»)
— Есть такие преступления, за которые меня надо расстрелять. Я почистил 14 тысяч предателей в ЧК. Много? Нет, не много. Моя огромная вина заключается в том, что я их не дочистил. Мало сделал...
(Неожиданно голос бывшего наркома окреп и возвысился.)
— Прошу передать товарищу Сталину, что я никогда не обманывал партию. Не исключена возможность, что ко всему враги приложили свои руки... Передайте Сталину, что умирать я буду с его именем на устах!
Спохватившись, он убитым тоном попросил позаботиться о его малолетней дочери, не мстить ребенку.
Отговорив, он сел, повесил голову и принялся сжимать и разжимать маленькие кулачки...
В этот же день расстрельные приговоры получили Заковский, Фриновский и Реденс (свояк Сталина).
Своим выдвижением на самый верх кремлевской власти Берия был полностью обязан Сталину. Ради своего молоденького земляка (разница в возрасте составляла 20 лет) Иосиф Виссарионович пренебрёг мнением жены и вскоре её лишился. Он собирался заменить Ежова знаменитым Чкаловым, но великий летчик погиб в испытательном полете, и на Лубянке воцарился Берия.
Новая метла решительно вымела «ежовский мусор», но это, казалось бы, благотворное очищение никак не сказалось на подготовке страны к гитлеровскому вторжению — начало войны получилось катастрофическим.
Остается неизвестным, когда Сталин впервые выстроил длинную цепочку подозрительных «проколов», сопровождавших бешеную деятельность земляка во главе лубянского ведомства. Но один слишком уж приметный случай насторожил не только Сталина, но и запал в память всем, кто тогда присутствовал в кабинете Генерального.
Осенью 1941 года гитлеровские полчища прорвались к самой Москве. Положение сложилось угрожающее. В разгар московской паники, 19 октября, в Кремле собрался Государственный Комитет Обороны (ГКО). Сталин, осунувшийся, не выпускавший трубки из зубов, поставил на обсуждение один вопрос: какие имеются возможности для защиты Москвы? И здесь Берия, всегда выступавший последним, вдруг выскочил и задал тон. Он призвал столицы не оборонять, а подготовиться и встретить немцев на Волге. Предложение прозвучало страшно. Сталин ждал, что скажут остальные. Но члены ГКО молчали. Перед самым совещанием Берия переговорил со всеми, а спорить с ним, молвить слово поперек остерегались. Этот страшный человек никогда и ничего не забывал!
Над головой Сталина висело облако дыма. Его взгляд казался больным.
Медленно подняв телефонную трубку, Иосиф Виссарионович приказал соединить его с Жуковым. Тот находился где-то в районе Перхушкова.
— Отвечайте мне, — потребовал Сталин, — отвечайте, как коммунист коммунисту: отстоим Москву или нет?
Жуков уверенно ответил, что о сдаче Москвы не может быть и речи.
Сталин сделал глубокий вздох и положил трубку. В эту минуту он принял решение: из Москвы не уезжать и не отпускать членов ГКО.
При этом на Берию он старался не смотреть.
Не тогда ли в голове Сталина зародились первые подозрения насчет странностей поведения своего выдвиженца?
Москву той осенью отстояли, а с наступлением зимы погнали немцев вспять.
Словно на дрожжах стал расти авторитет Жукова.
Берия попытался завязать с ним дружеские отношения, однако начальник Генштаба, вообще не выносивший никакого панибратства, отвечал ему устойчивым ледяным презрением. В душе кавказца, хозяина Лубянки, Лефортова и Сухановки, окаменела лютая ненависть. Он тешил себя надеждой, что настанет час, и он всласть насладится муками этого большого сильного тела, исторгнет из командирского, властного рта крик боли, превратит повелителя армий в измызганную тряпку, в подвальную пыточную слизь, в лагерную пыль.
Второе военное лето снова сложилось неудачно. Немцы вышли к Волге и к Кавказу. Берия улетел в Тбилиси. Он тронул Сталина тем, что намеревался вывезти гроб с телом его матери, «тетушки Кеке», в Сибирь (туда же, где сохранялась мумия Ленина из Мавзолея).
В следующем году Красная Армия вдруг надела старорежимные русские погоны, а 5 августа в московское небо взлетели огни первого салюта в честь освобождения Курска, Белгорода и Орла.
К тому времени обнаружилось резкое охлаждение Сталина к наркому внутренних дел.
Берия выбрал себе в жены замечательно красивую грузинку Н.Т. Гегечкори, племянницу министра иностранных дел в меньшевистском правительстве Н. Жордания. Париж на многие годы стал последним прибежищем грузинских эмигрантов.
Племянник Нины Гегечкори, некий Теймураз Шавдия, вел до войны развеселую жизнь обеспеченного всеми благами балбеса и, подобно старшему сыну Хрущева, не раз попадал в уголовные истории. Спасало его грозное имя родственника, хозяина Лубянки. В начале войны он окончил Подольское пулеметное училище, отправился на фронт и в первых же боях угодил в плен. Советские военнослужащие вели себя в плену по-разному (пример — Яков, старший сын Сталина). Теймураз Шавдия пошел другим путем. Он завербовался в Грузинский национальный легион, воевал с бойцами французского Сопротивления, затем появился под Туапсе. Он получил чин унтершарфюрера СС, был награжден медалью «Зеленая лента». В 1945 году заслуженный грузин-эсэсовец угодил в советский плен.
И снова сработали мощные родственные связи.
Теймураз жил в Тбилиси, беспрерывно веселился и однажды в пьяном виде застрелил девушку. В ситуацию вломился сам министр госбезопасности Грузии Рапава и спас негодяя от заслуженного наказания.
Абакумову ничего не стоило употребить свою власть и сместить Рапаву (предварительно он заручился поддержкой Сталина, который постоянно помнил, что именно Рапава старательно истребил всю родню несчастного Серго Орджоникидзе). На пост министра госбезопасности республики был назначен Рухадзе, смертельный враг Рапавы, а следовательно, и самого Берии.
Так была завоевана первая позиция для задуманного броска.
Кадровые перемены в Грузии сильно облегчались традиционной НЕНАВИСТЬЮ местных жителей к мингрелам. Их называли лазы — что-то родственное чеченским татам, горским евреям. Мингрелы, как правило, работали в торговле и в снабжении, насаждая взяточничество, воровство. Среди мингрелов ПОСТОЯННО жило стремление ОТДЕЛИТЬСЯ и от Грузии, создав собственное независимое государство.
Рухадзе, приняв бразды правления, не стал мешкать и арестовал своего недруга Рапаву, а также видных партийных работников Шония и Шария. Топор повис и над головой второго секретаря ЦК Барамия. В этот момент Берия попытался разрядить создавшуюся ситуацию — он вдруг «сдал» Чарквиани, первого секретаря парторганизации республики, заменив его Мгеладзе (соперника и Чарквиани, и Барамия).
Московская машина власти совершала тяжкие неторопливые обороты: в Лефортовской тюрьме уже сидели 37 грузин. Секретариат ЦК ВКП(б) принял два закрытых постановления о неудовлетворительной работе руководства Грузии.
Тяжелый каток неминуемого разоблачения надвигался. Какими мерами его остановить? Оставалась одна мера — убрать Сталина. Ничто другое уже не спасет.
Однако предварительно требовалось обезглавить Лубянку. Недавний смершевец Абакумов был всецело преданным Вождю и способным разрушить любую комбинацию.
Только в свете лихорадочных приготовлений Большого Мингрела следует воспринимать появление на политической (а, следовательно, и кадровой) сцене борьбы совершенно НЕВЗРАЧНОЙ фигуры подполковника Рюмина, СЛЕДОВАТЕЛЯ с Лубянки.
Казалось бы, несравнимые величины: министр, генерал-полковник и какой-то следователь, один из многих тысяч. Но... таков закон шахматной игры: нередки комбинации, когда простенькая пешка бьет самого ферзя!
Подполковник Рюмин происходил из архангельских мужиков. Как и все поморцы, он был мал ростом и неказист внешне. В гражданской одежде, не в кителе, он походил на кладовщика с колхозного склада. Служебная карьера никак не удавалась Рюмину. Причиной этому, как он считал, были жиды. Антисемитом он слыл убежденным и нисколько этого не скрывал.
Необходимость в Рюмине возникла в пору, когда Берия и Маленков приготовились валить Абакумова. Невзрачному подполковнику с не сложившейся судьбой отвели роль мощной ТОРПЕДЫ, направленной с близкого расстояния в борт броненосца, чей вымпел вроде бы реял победительно и гордо.
Подозревал ли сам Абакумов, какой запас взрывчатки заложен в завидущей душонке следователя в таком ничтожном чине? Едва ли. Он привык считать своими противниками персон, обладающих государственной властью. В кремлевском поднебесье парили одни орлы, навозным мухам туда не было ходу.
Мы застаем Рюмина в служебном кабинете Д. Суханова, многолетнего помощника Маленкова. Лысенький подполковник в мешковато сидящем мундире, без шеи, с животиком, крепко держит всеми пятью пальцами перо и пишет под диктовку обладателя кабинета. Перо царапает бумагу, Рюмин конфузится и, усиленно потея, шмурыгает носом. Иногда он подтирает нос рукавом. Суханов по ходу диктовки отвечает на телефонные звонки. Рюмину кажется, что здесь, на Старой площади, даже городские телефоны звонят по-особенному.
Что за оказия занесла этого человечка в такие сферы?
Прошлой осенью, в ноябре 1950 года, в камеру Лубянской внутренней тюрьмы попал известный профессор-терапевт Я. Этингер. Обвинение рутинное: статья 58 (10). Следовательно, болтовня. Так оно и было: на квартире профессора работали «жучки» и прослушка зафиксировала его «преступный» разговор с сыном, в ходе которого старик-профессор отзывался неодобрительно о Сталине. Через три месяца после ареста профессор Этингер умер в тюремной камере от сердечной недостаточности. Сказался возраст? Или... Хотя следствие, как уверяли, велось без «бойла».
Рюмин «сделал стойку», узнав, что перед смертью профессор-терапевт признался в том, что намеренно залечил А.С. Щербакова. (Ближайший помощник Сталина в годы войны, Щербаков нес несколько нагрузок и скончался в возрасте 43 лет). В те дни в кабинетах спецтюрьмы завершилось следствие по «Ленинградскому делу». Рюмин изнывал от ЗАВИСТИ. Какие награды осыплют счастливцев! Сколько дырочек будет просверлено и на погонах, и на кителях! Рюмин ухватился за предсмертное признание профессора Этингера, затем добыл из архива оба сигнала врача Тимашук, посланные ею наверх три года назад. (На Лубянке все эти сигналы аккуратно подшивались и хранились вечно.) Одно письмо Тимашук адресовала генералу Власику, другое — самому Кузнецову. И — что же: полный молчок! Да за одно это необходимо ставить к стенке (Кузнецов, он знал, уже арестован и усиленно допрашивается, дождется своего и Власик). Как это у них, жидов проклятых, все ловко получается. Одни орудуют в медицине, другие покрывают их в партийных сферах, третьи подсобляют на Лубянке. Да что там... у них и в самом Кремле имеются свои!
Шансы для разматывания гигантского «дела» так и прыгали в глаза. Щербакова залечили? Залечили. А Жданова? Интересная, товарищи, петрушка получается! При этом все видят, что среди медицинского персонала «Кремлевки» поразительное обилие жидов.
Какое можно «слепить дельце»... пальчики оближешь. Вровень с «Ленинградским»!
Абакумов раскусил Рюмина с первого же слова. Подполковник замахивался широко: заговор еврейских буржуазных националистов с участием не только деятелей науки и культуры, но и персонала Лечсанупра Кремля, а также генералов Министерства госбезопасности. Рюмин не мелочился и «шел в масштаб». Опыт Абакумова подсказывал, что на таких рискованных затеях легко сломать голову. Где доказательства, кроме сомнительного признания Этингера? Письма Тимашук? Мало. Потребуются имена множества людей, связи, явки, пароли. Одними пытками ничего толкового не выстроишь. Провальное дело! И Абакумов, изругав как следует жаждавшего отличий подполковника, приказал ему оставить опасную затею. Сам сломает свою глупую голову и других подведет!
Здесь-то и возник Суханов. Он вызвал Рюмина на Старую площадь и усадил его за письменный стол. Грамотей из подполковника неважный (по анкете — неполное среднее образование). Помощник Маленкова заставил его переписывать свой сигнал шесть раз.
Дальнейшие события развивались с невероятной скоростью.
Через два дня Рюмин стоял навытяжку в кабинете Генерального секретаря и давал первые объяснения. Сталин, услышав дорогие ему имена Щербакова и Жданова, взглянул на подполковника внимательней. У него вдруг стали приподниматься нижние веки. Разом вспомнилась давнишняя охота Ежова за таинственной организацией, с таким искусством уходившей от разгрома. Неужели этому невзрачному следователю удалось вновь схватить таившихся врагов за хвост? Вот не упустить бы! Что же касается имен подозреваемых (и прямо обвиняемых!), то Вождь давно уже стал желчным скептиком. Ворошилова он прогнал еще в 1940 году, а год назад снял Молотова, заменив его Вышинским... Проклятая Лубянка снова демонстрировала свое гнилое нутро. Абакумов? Что ж, ломались и не такие люди. Следствие разберется.
Рюмин получил чин полковника, пост заместителя министра госбезопасности и возглавил следственную часть по особо важным преступлениям. Это стало итогом его появления в кабинете Генерального секретаря.
Обуреваемый великими планами, Рюмин деятельно приступил к массовым арестам.
Понимал ли он со всей отчетливостью, в какие жернова его втянуло? Сознавал ли, что его будут терпеть, покуда в нем имеется надобность? Предмет РАЗОВОГО использования, он ПОТЕРЯЛ голову от перспектив, был полон самых радужных планов и надежд. Облеченный доверием Вождя, он сыпал удары направо и налево. В стране моментально сгустилась атмосфера самой звериной юдофобии. Расползались слухи о массовых умерщвлениях новорожденных младенцев. Люди отказывались идти на прием к врачам-евреям.
Словом, Рюмин быстро добился того, что от него и требовалось!
Маленков, получив его донос, принялся за дело с навыками опытного аппаратчика. Первым делом он создал Специальную комиссию ЦК для проверки работы Министерства госбезопасности. Возглавив комиссию, Маленков включил в нее Берию, Шкирятова и своего надежного человека из аппарата Игнатьева. Разумеется, выводы комиссии были определены заранее. Проверяющие не оставили Абакумову никаких надежд.
12 июля 1951 года его отстранили от должности, взяли под стражу, и поместили в Лефортовскую тюрьму под номером 15. (Под этим номером он будет значиться до конца своих дней.)
Самое НЕЛЕПОЕ заключалось в первоначальном обвинении министра госбезопасности: его арестовали как разоблаченного лидера еврейских националистов! Собственно, всякая надобность в Рюмине ОТПАЛА, едва Абакумов лишился поста и свободы. Высокопоставленные организаторы аппаратной комбинации смотрели на новоиспеченного заместителя министра, как на досадную и неприятную ПОМЕХУ.
Рюмин орудовал самозабвенно. Ему казалось, что в его лице русская страна обрела освободителя от жидовского ига. Под стражей оказались 217 писателей, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов. Не оставил он без внимания и родное министерство. Вместе с Абакумовым были арестованы начальник следственной части А. Леонов, его заместители М. Лихачев, В. Комаров и Л. Шварцман, начальник секретариата И. Чернов и его заместитель Я. Броверман. Кроме них в камерах внутренней тюрьмы оказались чекисты с крупными звездами на погонах: Селивановский, Питовранов, Шубняков, Райхман, Утехин, Белкин и др. Арестовал он и полковника А. Свердлова, сына Янкеля Свердлова.
В свое время Абакумов попытался остудить пыл Рюмина. В следственных делах надо трезво исходить из имеющихся возможностей. Объявить о заговоре легче легкого, но как выстроить всю систему убедительных доказательств? Разумеется, из арестованных можно выбить что угодно. Однако даже мало-мальски опытный человек сразу увидит все нестыковки и натяжки. А такое «громкое» дело, какое вздумал затеять Рюмин, прямо-таки обречено находиться под личным контролем самого Сталина.
Абакумов знал, что говорил. Так и выходило. И первым, на ком споткнулся Рюмин, оказался Абакумов. Бывший грузчик, этот человек проявлял нечеловеческую выдержку. Рюмин и его мордовороты в Лефортовской тюрьме отбили об него все кулаки. Несколько раз допрос заканчивался тем, что у потерявшего сознание подследственного выпадала прямая кишка. В камеру его оттаскивали волоком. Рюмин, остервеняясь, приказал держать его в наручниках постоянно. Потом он изобрел такой способ пытки: Абакумову приковали кисти рук к лодыжкам ног и в таком согнутом состоянии поместили на несколько суток в морозильник. Ничего не помогало. Заключенный № 15 держался стойко и ни одного протокола не подписал.
А следствием над Абакумовым постоянно интересовался Сталин!
Пришлось перейти на тактику «обкладывания», т.е. оговора. Необходимые показания стали выколачивать из других обвиняемых. Тут дело пошло успешнее. Рюмин выяснил, что женат Абакумов на дочери известного эстрадного артиста Орнальдо, а тот в свою пору находился в близких отношениях с маршалом Тухачевским. Ага, уже зацепка! (Тестя Абакумова уже не было в живых, но его дочь арестовали и вместе с грудным ребенком поместили в вонючую камеру. Там ее продержали целых три года.)
Показания подписали начальник Лечсанупра Кремля П. Егоров, лечащий врач Сталина профессор В. Виноградов, лечащий врач Жданова Г. Майоров. Активно взялись сотрудничать со следствием и коллеги Рюмина: полковники Лихачев и Шварцман. Эти долгого «бойла» не вынесли и подписывали все, что им писали в протоколах.
Особенно повезло Рюмину с бывшим следователем-важняком Львом Шварцманом. На Лубянке у него были обязанности «писателя»: он толково оформлял протоколы допросов, излагая в хорошей литературной манере следственный материал, добытый «забойщиками» в камерах пыток. В свои молодые годы Шварцман был журналистом, сотрудничал в газетах «Киевский пролетарий» и «Московский комсомолец». Его талант оказался востребованным на ниве борьбы с врагами народа. Шварцман своими показаниями помог основательно «обложить» упорного министра. Абакумов, как он утверждал, являлся признанным «вождем евреев в органах ЧК и прокуратуры». Правда, слаба была доказательная часть, но в этом отношении Абакумова «закопают» другие арестованные. Зато Шварцман смешал бывшего министра с грязью, показав, что он, Шварцман, как педераст, имел постоянные половые контакты с Абакумовым на службе (Рюмин знал, с каким отвращением относится Сталин к гомесекам). Следствие в этом отношении совершило явный перебор, «установив», что Шварцман имел половые связи с послом Великобритании А. Керром, а также со своим сыном Сергеем и дочерью Анной.
Активные формы допросов давали изобильный материал. Труды «забойщиков» и «писателей» приносили свои плоды. Игнатьев, новый министр госбезопасности, выделил в отдельное производство дело полковника Майрановского, начальника Спецлаборатории, имевшего отношение к выполнению самых секретных поручений, а также двух провокаторов-педерастов Гаврилова и Лаврентьева, внедренных в штат обслуги посольства США в Москве.
Неотесанность Рюмина в кремлевских сферах не позволяла ему различать нюансы в отношениях между отдельными представителями верховной власти. Он догадывался, что новый министр Игнатьев является человеком Маленкова, но о том, что заместитель министра С. Гоглидзе всажен в министерство самим Берией (для пригляда за Игнатьевым), он даже не задумывался. Такие тонкости в соперничестве «высших» были выше его примитивных соображений. Он не отдавал себе отчета даже в том, ради чего проворачивалась вся многоходовая комбинация с арестом Абакумова и поспешным разматыванием «Мингрельского дела».
Как начальник следственной части министерства, Рюмин готовился доложить в Кремле о достигнутых успехах, однако вопреки его радостным надеждам Сталин отказался с ним разговаривать. Произошло то самое, чего следовало опасаться. Вождь внимательно прочитал представленные протоколы и невольно задержался на «педерастической» части документа. Он поморщился, когда дошел до признаний Шварцмана о любовных утехах с послом Великобритании. Перебор был явный. Сталин брезгливо обронил:
— Прогоните этого шибздика!
В середине ноября заместитель министра Рюмин был изгнан с Лубянки и с трудом устроился бухгалтером в министерство госконтроля.
Министр Игнатьев, подписывая ему документы, с явной завистью обронил:
— Легко отделался.
Так что грянувшее на весь мир сообщение в «Правде» насчет организации врачей-отравителей состоялось без его участия.
События последней сталинской зимы полны не выявленных до сих пор загадок.
Совершенно не поддается объяснению постоянное возвышение Маленкова. Уже упоминалось, что он, вдруг вернувшись из Ташкента, занял место умерщвленного Жданова, т.е. второго человека в партии. После XIX съезда он получил право подписи за Сталина!
Что же, определился сталинский преемник?
Нет, этого пока не произошло. Доказательством тому — ожесточение подковерной борьбы, в которой катились весьма заслуженные головы.
В декабре 1952 года был неожиданно арестован генерал-лейтенант Н.С. Власик, многолетний начальник сталинской охраны. Его обвинили в том же, что и Жукова, — в мародерстве. Будучи в Германии (во время Потсдамской конференции), Власик не стал охотиться за драгоценностями, а ограничился домашнею скотиной: его «трофеями» стали три коровы, бык и две лошади. Эту живность генерал подарил брату, сестре и племяннице, колхозникам из разоренной Белоруссии.
Затем на Лубянке оказался А.Н. Поскребышев, начальник секретариата Сталина — тоже, кстати, многолетний.
Арестовали коменданта Ближней дачи Федосеева.
Еще один работник сталинского секретариата, Л.А.Логинов, внезапно умер прямо на рабочем месте. Вроде бы по вызову к нему примчалась из «Кремлевки» медицинская сестра, сделала укол и тут же скрылась. Логинов скончался через несколько минут. Стали звонить в Кремлевскую больницу, там вытаращили глаза: никакого вызова не поступало и никакой медсестры не посылали!
К концу года возле Сталина остался один-единственный преданный человек — генерал Косынкин, комендант Кремля. В последние дни он сам занимался лечением Сталина: выбрасывал лекарства, присылаемые из «Кремлевки», и покупал их в обыкновенных городских аптеках — каждый раз в другой.
Наконец последовал заключительный удар в сложной многоходовой комбинации. 13 января 1953 года «Правда» сообщила об аресте большой группы врачей-отравителей.
Арест в Лечсанупре Кремля проверенных специалистов дал доступ к лечению членов Политбюро (в первую очередь, конечно, Сталина) совсем других врачей.
А новым министром здравоохранения страны был назначен Третьяков, личный врач Берии.
Медицина как была, так и оставалась могучим кардинальным средством большой политики.
Последние дни февраля насыщены приближением неслыханной грозы. Оставшись в полном одиночестве, Иосиф Виссарионович решается на отчаянный шаг: 1 марта он приглашает на встречу в Немчиновке группу своих боевых маршалов — Василевского, Конева, Тимошенко. Из гражданских лиц приглашение получил один Вышинский. Однако уже в ночь на 28 февраля все телефоны Сталина были отключены. Ночь Вождь вынужден был провести в Кремле, а не на даче. С утра собралось Бюро Президиума.
О том, как проходило это заседание, рассказывает в своей книге племянник Кагановича.
На председательском месте сидел Маленков, тучная дебелая «Маланья», забравший незаметным образом всю власть над аппаратом. По обе его стороны — Берия и Микоян. Хозяин Лубянки в этот день выглядел особенно внушительно. От всей его туши веяло сознанием силы и могущества. Как всегда, обрекающим змеиным блеском сверкали стеклышки вечного пенсне. Наступил решающий момент всего задания.
Выступавших было немного, всего двое: Каганович и Микоян. Первый потребовал отмены мартовских процессов над сионистами, второй — обращаясь не к Сталину, а к угрюмо сидевшим подельникам — отставки Сталина со всех постов.
Дальнейшее развитие событий представить совсем нетрудно. Сталин сидел одиноко, нахохлившись. Взгляды заговорщиков словно остекленели и остановились. Ни один из них не смотрел на него, старого, беспомощного, обреченного. Вблизи не оказалось ни одного из преданных людей. На охрану, внутреннюю и внешнюю, надежды никакой — уж Берия позаботился!
Негодяи рассчитали точно — он был в капкане.
В душе Сталина бушевала буря, запоздалая, неистовая и оттого особенно болезненная, разящая. Не забудем, сосуды его изношенного мозга уже дважды не выдерживали перегрузок. Не вынесли напора клокотавшей ярости они и в третий, последний раз. Он внезапно почернел, стал рвать ворот мундира и повалился на пол.
Дело было сделано — заговор удался и достиг своей цели.
Остальное было делом времени и умелой демагогии изменников.
О дне кончины советского вождя существует множество версий.
Советские люди услышали роковую весть утром 6 марта: голосом Левитана, рокочущим, мерным, как удары погребального колокола.
Однако наши ненавистники за рубежом к тому времени ликовали уже пятый день!
1 марта начала свои передачи радиостанция «Свобода», орган Центрального разведывательного управления США. Первой ее сенсацией было сообщение о смерти Сталина. В тот же день эту весть подхватили радиостанции «Голос Америки», «Голос Израиля», «Голос Швеции» и Би-би-си.
В пользу версии о смерти Сталина в ночь на 2 марта говорит и ход совместного заседания Центрального Комитета, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР ночью 5 марта. На подиуме появились члены Президиума ЦК, однако, не 25 человек, избранных последним съездом партии, а прежние члены прежнего Политбюро (в их числе и Микоян с Молотовым, не избранные, как мы знаем, на XIX съезде). И снова партию первой скрипки исполнял Маленков.
— Необходимо сформировать правительство, — объявил он и предоставил слово Берии.
На пути к трибуне они едва разминулись в узком проходе: повернулись боком, и все же шваркнули живот о живот.
Берия, закидывая голову и поглядывая в зал из-под стеклышек пенсне, предложил председателем Совета Министров утвердить «товарища Маленкова», а первым его заместителем — «товарища Берию». О назначениях на посты министров речь пока не заходила. Голосовали молча и покорно, подавленные всем случившимся. Дело в том, что всех не-москвичей доставляли спешно, и сразу же, поместив в укромную комнату, под большим секретом им давали ознакомиться с бюллетенями о состоянии Сталина. Что за «мадридские тайны»? Почему- не объявить об этом всему народу?
Берия умело «брал быка за рога»: по его плану вся власть отныне переходила от партийных органов к Совету Министров (Совмин, таким образом, сразу возносился над ЦК1) А главой этого органа центральной власти утверждался Маленков.
И лишь после голосования, поздно ночью, последовало скорбное сообщение о кончине вождя.
Если сопоставить события по часам и минутам, то выходило, что установление новой власти, т.е. отстранение Сталина со всех его постов, произошло, когда еще не перестало биться его сердце!
6 марта министр иностранных дел Великобритании А. Иден в письме президенту США Д. Эйзенхауэру так выразил свою реакцию на смерть советского вождя: «...Кончилась целая эпоха, столь опасная для нас. Новые лидеры в Москве изменят внутреннюю и внешнюю политику, и это скажется на Восточной Европе и Китае... Примеру Тито, установившему тесные связи с нами еще в 1948 году, могут последовать и другие восточно-европейские лидеры».
А. Иден знал, что говорил. Он знал много, очень много. Необходимо постоянно помнить о всей затее с «английским каналом связи» и о том, что Шелленберг, одно из звеньев этого канала, находился в качестве военнопленного в Англии и уже писал книгу своих воспоминаний.
А вот совсем другое отношение к трагическим событиям в Москве. Император далекой Эфиопии Хайле Селассие не скрывал своей душевной скорби: «Благодаря Сталину, Россия стала многонациональной великой державой, олицетворением надежд русского и других народов этой огромной страны, недавно победивших тотальную фашистскую агрессию и в короткий срок восстановивших родину... Желаю преемникам этого великого человека столь же достойно и принципиально отстаивать честь и независимость СССР, как это в течение 30 лет делал генералиссимус Сталин. Желаю вам сохранить, упрочить и приумножить оставленное Иосифом Сталиным».
Император эфиопов словно чуял, какие «деятели» лезут на сталинское место...
Похороны Сталина состоялись 9 марта.
Все дни начала первого весеннего месяца Большой Мингрел спешил «ковать железо».
Берия сумел засечь, что у Сталина появилась заветная тетрадь в обложке черного цвета. Туда Вождь вносил какие-то потаенные записи. О чем? Берия настойчиво искал эту тетрадь и нашел. Ничего страшного там не оказалось. Иосиф Виссарионович делал заметки для работы над «Вопросами языкознания» и над «Экономическими проблемами социализма в СССР».
На 9 марта, день похорон Сталина, пришелся день рождения Молотова. В благодарность за содействие Берия сделал имениннику подарок: вернул из ссылки в Казахстан П.С. Жемчужину. И много хохотал, узнав, что Полина Семеновна, сойдя с трапа самолета, вместо объятий и поцелуев залепила «дорогому Вече» оглушительную оплеуху.
Раздражал Берию сын генералиссимуса Василий Сталин. Угарно пьяный, он не переставал кричать: «Убили, отца! Убили, сволочи!» Узнав, что жена Мао лечится в «Кремлевке», Василий сумел пробраться к ней в палату и передать письмо. Такое же письмо он переправил и Энверу Ходжа в Албанию.
Ни тот, ни другой на похороны Сталина не приехали. Оба знали о насильственной смерти великого Вождя и своим отсутствием на похоронах выразили презрение политической шпане, рвущейся к власти в СССР. Мао оставил такое свидетельство о случившемся в стране социализма: «Заговор против Сталина был фактом, это осознавали и делегаты съезда, и его зарубежные гости».
В траурной процессии на Красной площади не появился и руководитель Югославии Иосип Тито. Но этот — по другой причине: именно в эти дни его, как старого агента, вызвали в Лондон, и он отправился туда в сопровождении очередной молоденькой жены.
Перестройка страны социализма, задуманная Берией, началась с его зычной команды своему помощнику:
— Хрусталев, машину!
С Ближней дачи, оставив своих подельников в тревожных размышлениях, главный заговорщик помчался не в Кремль, а на Лубянку, в свой огромный кабинет на третьем этаже, в котором он не бывал последние семь лет.
Стремительную манеру Берии носиться по Москве знали все регулировщики столицы. Они загодя обеспечивали сверкающему черному лимузину «зеленую улицу».
>На бешеной скорости правительственный «ЗИС» влетел в угодливо распахнутые ворота крепости на Лубянке.
На ходу разматывая шарф, Берия пересек приемную, швырнул пальто и шляпу на диван и плюхнулся в кресло за столом. Одной рукой — за телефон, другой — на кнопки вызова секретарей, помощников и референтов. Людей как подстегнули. Машина заработала.
Уже на следующий день, 6 марта, со своих постов слетели генералы Селивановский, Райхман, Эйтингон, Белкин, Шубняков. Их кабинеты заняли Круглов, Гоглидзе, Кобулов, Серов, Савченко.
Личного звонка Берии удостоился Л.Е. Влодзимирский. В прежние годы он возглавлял Следственное управление НКВД. Последнее время он прозябал в министерстве Госконтроля. Берия пригласил его на прежний пост.
Появились на Лубянке лихие полковнички Хват и Свердлов, большие мастера добывать подписи подследственных под протоколами.
В Берлин улетело распоряжение о переводе генерала Штеменко в Москву, в Генштаб. Он был чрезвычайно нужен!
Богдану Кобулову поручалось курировать органы внешней разведки. Перебираясь на Лубянку, Кобулов привез свой рабочий стол: в нем был искусно сделан вырез для его огромного брюха.
На первом заседании правительства Берия предложил слить МВД и МГБ в одно ведомство. Руководить им он вызвался сам.
Булганина назначили министром обороны.
Маленков и Хрущев остались в партийной системе.
Старику Ворошилову сунули ничего не значащий пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
Той же ночью карающая рука Лубянки опустилась на Леч-санупр Кремля. Ведомство упразднили, а его главу И. Куперина взяли под стражу. Арестовали и министра здравоохранения А. Третьякова. Профессор Русаков, производивший вскрытие тела Сталина, утром был найден мертвым.
В Тбилиси срочно улетел Деканозов, один из заместителей Берии. Ему было поручено поосновательнее разобраться с «Мингрельским делом». Кого надо — освободить из-под стражи, кого надо — примерно наказать. (Двое сотрудников абхазской госбезопасности успели застрелиться.)
Круглов, еще один заместитель Берии, получил распоряжение подготовить «Справку» о новой структуре МВД.
Разом потеряли свои посты 82 руководителя областных и краевых управлений МВД.
2 апреля разразился гнев Берии на виновников гибели Михоэлса. Под арест угодили С. Огольцов и Л. Цанава.
28 апреля был арестован генерал-лейтенант Василий Сталин.
В те же дни вышли на волю маршал артиллерии Н. Воронов, главком ВВС А. Новиков, нарком авиапромышленности А. Шахурин.
Новый хозяин Лубянки всячески подчеркивал, что наступили совсем иные времена, не сталинские (хотя имени недавно скончавшегося Вождя пока не упоминалось).
Совершенно незамеченной прошла загадочная смерть руководителя Чехословакии К. Готвальда. Этого несгибаемого коммуниста под каким-то предлогом вызвали в Москву, и после первого же товарищеского ужина в Кремле он утром не проснулся — отравление.
Столь же загадочно и в те же дни расстался с жизнью в Грузии гостивший там Ив Фарж, французский коммунист, хорошо знавший о «подвигах» племянника Берии, эсэсовца-карателя. Причина внезапной смерти гостя банально проста — отрава.
В мае Берия внезапно мелькнул в Риге и, не встречаясь ни с одним из руководителей Латвии, куда-то исчез на целых три дня. Где он обретался? С кем разговаривал? Полная тайна до сих пор! Однако сразу же после прибалтийского визита Большой Мингрел с головой ушел в национальные проблемы.
Своим коньком он сделал борьбу с руссификаторством. Во все республики СССР полетели партийные директивы «Об исправлении национальной политики». Зазвучали старые песни об «оккупантах и колонизаторах». Были реабилитированы десятки тысяч «лесных братьев». Предписывалось всеми мерами развивать чувства национальной гордости. В каждой республике были учреждены свои собственные ордена. Государственные структуры решительно очищались от русских. Все делопроизводство приказывалось вести на языках табельных наций.
В республиках Прибалтики борьба с «русским засильем» достигла того, что были уволены все участковые некоренной национальности!
Мощный удар внезапной перестройки был нанесен по Украине.
Министерство внутренних дел республики возглавил Мешик. В заместители ему Берия откомандировал некоего Мильштейна, своего знакомца по работе в Грузии. Брат Мильштейна был в свое время расстрелян за шпионаж, его родители и другой брат жили в США. Однажды на заседании правительства Милыптейн произнес речь на украинском языке. Первый секретарь ЦК партии Украины Мельников смешался: он не знал украинского языка. Мешик вельможно указал ему, что необходимо знать язык республики, которой руководишь. Известный драматург Корнейчук восторженно зааплодировал... Заседание правительства закончилось скандалом.
Из лагеря в Москву вдруг доставили двух сестер Степана Бандеры. С ними стал плести какие-то интриги Хрущев. Поговаривали, что сам Бандера после смерти Сталина готов сменить гнев на милость.
Тем временем были освобождены все обвиняемые в сионистском заговоре, но Абакумов продолжал сидеть. (Ему уже четвертый раз меняли обвинение. Он был взят под стражу как лидер и вдохновитель еврейских буржуазных националистов, теперь его допрашивали как ярого антисемита, сталинского пособника.)
Вышел на волю Рапава, но Рухадзе томился в Лефортово.
Продолжал хлебать тюремную баланду и посол СССР в Великобритании И.М. Майский (Ляховецкий).
Из самых неотложных перестроечных мер Большой Мингрел наметил отмену 6-й статьи Конституции (отказ партии от власти), возобновление дружбы и сотрудничества с кликой Тито и роспуск колхозов.
Понимал ли он опасность затеваемых перемен?
Думается, понимал. Страна не была готова безоговорочно принять все его опаснейшие авантюры. Слишком уж на многое замахивался самоуверенный «отец еврейского народа»!
О том, что, затеяв перестройку, Берия постоянно находился в напряженном состоянии, говорит мало известный случай, связанный со Светланой, дочерью Сталина.
Вернувшись с похорон отца, Светлана Иосифовна всю долгую ночь провела в безрадостных раздумьях. Рано утром раздался звонок у входной двери. На площадке стоял совершенно незнакомый человек, грузин. Он держал в руке увесистый портфель.
— Слушай, как найти мне Жукова? — огорошил он вопросом.
Светлана растерялась.
— Он живет не здесь, не в этом доме. На улице Грановского.
— Я писал Сталину, — сказал мужчина. — Берия подлец. Здесь, — он тряхнул портфелем, — о нем все. Все! Я хочу передать это Жукову.
— Ваша фамилия Надирашвили?
— Откуда знаешь? — изумился он.
Светлана промолчала. Странный гость ушел и больше никогда не появлялся.
Вскоре зазвонил телефон, и Светлана удивилась, узнав голос Берии. «Дядя Лара», старинный друг семьи, не звонил давно. Он справился о самочувствии, затем сообщил, что советское правительство назначило ей пенсию за отца.
—Звони, если что надо, не стесняйся, — сказал он. — Мы же свои люди, не чужие.
Прощаясь, он внезапно спохватился:
— Да, а этот... как его?., ну, Надирашвили... Он, где остановился? У кого?
«Уже проследили!»
Она чистосердечно ответила, что не знает, что видела этого человека впервые и ни о чем его не расспрашивала.
Появление незнакомого грузина, портфель с какими-то документами, вкрадчивый звонок Берии — все это встревожило Светлану. Она отправилась к Ворошиловым. Дома была одна Екатерина Давыдовна. Выслушав Светлану, она позвонила мужу на работу. Климент Ефремович заказал Светлане пропуск.
— Садись, рассказывай, — сердечно предложил он. — Что там у тебя?
Через две минуты от его сердечности не осталось и следа.
— Да ты с ума сошла! — испуганно воскликнул он. — Ты хоть понимаешь, во что ты влипла?
Он принялся названивать Шкирятову, в Комиссию партийного контроля. Тот велел ей немедленно явиться.
— Садись, — приказал он, — и пиши. Откуда ты знаешь этого Надирашвили, кто он такой... все пиши! Сумасшедшая девчонка, да ты знаешь, что это злостный клеветник?
Оправданий Светланы он не захотел и слушать. Разговаривал грубо, не церемонясь. Теперь перед ним сидела не дочь Вождя, а обыкновенный рядовой член партии. Тут же, не отходя, как говорится, от кассы, Светлана Иосифовна Аллилуева схлопотала строгий партийный выговор «за содействие злостному клеветнику Надирашвили».
До сих пор никто не знает, какова судьба этого отчаянного грузина и его портфеля с документами.
Майская трибуна Мавзолея наглядно показала порядок в расстановке деятелей новой власти. Берия выделялся и корпуленцией, и манерой поведения. Пальто и шарфа не было, но шляпа все так же надвинута на самые брови, из-под широких злодейских полей сверкают, словно вражеские перископы, стеклышки пенсне. Он горделиво взирает сверху на бесконечные колонны демонстрантов, словно прикидывая, как управиться с этакой массой совершенно чуждого ему народа.
Рядом с ним со своей обыкновенно сонной физиономией помещается Маленков, многолетняя руководящая «Маланья». Коротышка Микоян на первый план, как и всегда, не вылезает, предпочитая пусть и вторые роли, зато постоянные. А вот лоснящаяся хуторская физиономия Хрущева, этакого партийного Ивана Никифоровича с головой, как определил Гоголь, «редька хвостом вверх», постоянно лезет во все объективы. Ему теневое прозябание обрыдло, и он всячески тянется поближе к жаркому солнышку главной власти.
С самого начала своей ошеломительной карьеры Хрущев натянул на лоснящуюся селянскую ряшку маску деревенского простачка. И обманул всех, даже Сталина и Берию. Большой Мингрел не обратил внимания, что на Лубянке прочно угнездились Савченко, Епишев, Рясной. Прежде они работали на Украине и считались людьми Хрущева.
От этих-то людей и поступили первые сигналы тревоги.
Из Киева приехал надежный человек и сунулся к одному из своих. Весть была устрашающей: органы внутренних дел Украины переводились на режим боевой тревоги. Струсив, Хрущев стал с осторожностью советоваться. Что же он задумывает, гад? Хочет устроить Варфоломеевскую ночь?
В этот момент от Берии отшатнулись сразу двое: Круглов и Серов. Оба понимали, что «хозяин» расправится с ними в первую очередь. Зачем ему лишние свидетели? Кроме того, над Серовым висела ответственность за беспорядки в день сталинских похорон: тогда на улицах Москвы в невероятной давке погибло 129 человек. Повод для расправы вполне достаточный.
Серов и Хрущев были знакомы с фронтовых времен. Сделав выбор, Серов сильно помог новым заговорщикам. От него они своевременно узнавали обо всех подозрительных передислокациях внутренних войск.
В любом государстве реальную вооруженную силу составляют армия и внутренние войска.
Хозяином внутренних войск являлся Берия.
На посту министра обороны тогда находился Булганин, типичный партийный карьерист, готовый на любую должность, лишь бы руководящую. Булганин попивал, обожал актрис Большого театра и, зная, что о его слабостях известно товарищам по партии, «держался за компанию», т.е. всегда готовый колебнуться вместе с генеральной линией партии. Такие охотно примыкают к большинству.
Все-таки непререкаемым авторитетом в Советской Армии пользовался маршал Жуков. В полном здравии находились и остальные прославленные военачальники. Булганину хватило ума не важничать перед ними, не заноситься — он сознавал разницу в заслугах. Тем более для Берии он никакой ценности также не представлял.
Маршал Жуков устойчиво ненавидел хозяина Лубянки. Он сразу указал на две фигуры, на которых Берия надеется: Штеменко и Артемьев. Первый вошел к нему в доверие еще с войны, с давней совместной командировки в Закавказье, когда немцы стали приближаться к Военно-Грузинской дороге. Артемьев же командовал дивизией имени Берии, т.е. самой ударной, самой надежной частью внутренних войск. Особую опасность представлял полк, расквартированный в Лефортовских казармах. Полностью бериевской была и охрана Кремля, внутренняя и внешняя.
На удивление легко согласились «поддержать компанию» Маленков и Хрущев. Они видели, как Берия ломится к единоличной власти, и всерьез опасались за свою дальнейшую судьбу. С него ведь станется!
Хитрый Микоян сначала заюлил:
— Позвольте, товарищи, я знаю Лаврентия Павловича с 1919 года. Он рос на моих глазах... Может быть, с ним стоит поговорить? Н-ну, указать на ошибки... и все такое...
Долгого разговора с ним заводить не стали, а сразу объявили, что все товарищи уже твердо определили свою позицию. Тогда Микоян моментально сориентировался и заявил, что уже давным-давно раскусил этого мерзавца.
Таким образом, Берия оказался в полнейшем одиночестве.
Однако в его подчинении оставались внутренние войска и гигантский аппарат объединенного МВД.
Главные трудности заключались в аресте самого Берии и в бескровном захвате его цитадели — Лубянки.
Министерство обороны, манипулируя планами летних маневров, стало подтягивать с Урала к Москве две танковые дивизии.
Сын генерала Веденина, коменданта Кремля, командовал полком в одной из «парадных» дивизий, дислоцированных под Москвой. Он пообещал самую активную поддержку.
Против Берии были настроены и «кремлевские курсанты» — училище имени Верховного Совета РСФСР.
Догадывался ли Берия о тайных приготовлениях своих недавних союзников? Неужели не сработали его вездесущие «глаза и уши» — многочисленные сексоты-стукачи, внедренные во все структуры тогдашнего советского общества?
По всей видимости, сработали.
23 июня стало известно, что в подвалах Лубянки без суда и следствия расстрелян М. Рюмин, бывший начальник следственной части МГБ.
Микоян позвонил Хрущеву и предложил встретиться. Оба знали о «телефонах с ушами» и договорились вместе погулять. Доверия не было ни стенам, ни потолкам. Оба деятеля отправились в лес и там, среди сосен, без свидетелей, принялись обсуждать расправу с Рюминым. Что за торопливость? Слишком походило на расстрел старухи Каплан, якобы стрелявшей в Ленина.
В те тревожные дни, в третьей декаде июня, состоялась не одна прогулка по лесу.
Мнение складывалось единое: действовать без промедления. Иначе...
Основную задачу выполняла «группа захвата» во главе с командующим войсками Московского военного округа Москаленко. Он сам подобрал себе надежных помощников: Батицкий, Юферов, Зуб и Баксов.
О том, как проходил захват хозяина Лубянки, существует (и даже опубликованы) несколько версий.
Вот одна из них. Автору этих строк ее рассказал администратор Большого театра Александр Рейжевский.
26 июня Большой театр закрывался на летние каникулы. Последним спектаклем исполнялась опера «Декабристы». По давней традиции на закрытии сезона присутствовало все правительство.
Левая сторона бельэтажа в Большом театре именовалась правительственной. Там имелся отдельный подъезд, свои комнаты отдыха, свой буфет. Командовал этим блоком проверенный «искусствовед» в чине полковника. Обязанности его простирались гораздо дальше буфета и антрактных междусобойчиков руководящих лиц. В частности, прекратить антракт и начать следующий акт можно было только с разрешения этого «искусствоведа»-полковника. Без его команды занавес в театре не раздвинется.
Москвичи и гости столицы, заполнившие вечером 26 июня пышный зал лучшего театра страны, дружно приветствовали членов правительства в ложах. Многие обратили внимание, что из всей «головки» нет одного лишь Берии. Все остальные имелись налицо.
Объяснение этому странному отсутствию, как рассказывал Рейжевский, было следующее.
Присутствие на закрытии сезона в Большом театре считалось обязательным для членов правительства. Это стало законом «советской жизни» в партийных верхах. Однако буквально накануне, т.е. 25 июня, кому-то из членов антибериевской команды попал в руки оттиск (гранка) газетной полосы — предположительно «Правды» — с аршинным заголовком о разоблачении заговора против советской власти. В числе заговорщиков назывались фамилии всех, кто возглавлял правительство и Центральный Комитет. Внизу страницы значилась подпись «Председателя Временного военно-революционного правительства Л. Берии».
Газетный оттиск был приготовлен в типографии МВД. Там стояли наготове печатные машины, чтобы выпустить экстренный номер «Правды».
С утра 26 июня Берия лично обзвонил всех товарищей и пригласил их после спектакля к себе в особняк на Вспольном — отметить какое-то семейное торжество в своем кругу. Попутно он извинился, что не сможет присутствовать в театре — надо получше приготовить праздничный стол.
— Жду вас сразу после спектакля. До встречи!
У приглашенных невольно пробежали мурашки по спине. Каждый понимал, что в особняке на Вспольном их всех ждет ловушка, капкан.
По рассказу Рейжевского, во втором акте оперы имеется балетная сцена. За время антракта артисты балета обыкновенно делают разминку, разогреваются. В конце антракта Рейжевский направился к полковнику-«искусствоведу» получить разрешение на продолжение спектакля.
— Подождите, — сурово молвил тот. — Вам скажут. Минут через десять Рейжевский снова отправился к полковнику и снова получил отказ.
Балетные артисты принялись роптать: они уже остыли и разогревались снова.
Короче, первый антракт затянулся более чем на час.
Во втором антракте повторилась та же самая волынка — полковник никак не давал разрешения на продолжение спектакля.
В тот день произошло уникальное в истории театра событие: спектакль закончился далеко заполночь.
Утомленные зрители поспешно разъезжались по домам. Метро уже не работало.
Члены правительства позвонили на Вспольный с извинениями: спектакль затянулся и все устали настолько, что едва держатся на ногах. А с утра важное заседание, надо хорошенько отдохнуть. Так что празднуйте без нас, дорогой Лаврентий Павлович!
Таким образом, приготовленной ловушки удалось благополучно избежать.
Что же теперь предпримет Берия? Штурм Кремля? Глупо. Не приедет на заседание? Тоже не слишком умно. Как толково объяснить причину неявки? Нет, этот волчара не дрогнет и приедет. Уж слишком он уверен в своей жестокой игре!
«Группа захвата» тщательно готовилась к выполнению своего задания. В этот день от них зависело многое — почти все. В громадном лимузине Булганина в Кремль, минуя внешнюю охрану, беспрепятственно проехали Москаленко, Батицкий, Юферов и Зуб. Последний из группы, Баксов, проехал на машине Жукова. Обоих, Булганина и Жукова, охрана знала в лицо и пропускала их автомашины без досмотра.
Сам момент ареста Берии уже описан многими и много раз. По сигналу Маленкова (он вел заседание) «группа захвата» появилась в комнате одновременно из трех дверей. У каждого в руке заряженный пистолет. Кое-кто испуганно вскочил на ноги.
— Спокойно, товарищи, — властно произнес Жуков и направился к помертвевшему Берии. — Встать!
Понимая, что все задуманное рухнуло, Берия делал отчаянные попытки прорваться к телефону. Его глаза искали кого-нибудь из знакомых охранников: подать знак тревоги. Внезапно он попросился в туалет. Жуков выругался. Не откажешь ведь! С брюк Берия срезали все пуговицы, сняли подтяжки. Хозяин Лубянки принужден был придерживать штаны обеими руками...
Последняя трудность заключалась в том, как вывезти арестованного из Кремля. Его положили на пол лимузина и поехали не через Боровицкие, а через Спасские ворота. Охрана, небрежно глянув, кто сидит рядом с шофером, взяла под козырек.
В первый день Берию доставили в Лефортово, на гарнизонную гауптвахту. Через неделю его перевезли в специальный бункер в штабе Московского военного округа. Камера Берии помещалась на втором подземном этаже. Поверх бункера цвел яблоневый сад. По углам большого двора поставили четыре танка с постоянно дежурившими экипажами.
Бериевская перестройка продолжалась 113 дней.
Многолетняя авантюра завершилась. Началось следствие...
Крах Советского Союза неповторимо уникален: великая держава рухнула не в результате военного поражения, как это в истории бывает, а исключительно от гнусных происков его руководителей, выступивших в роли «пятой колонны». Перевертыши, предатели, заговорщики сделали цветущую страну богатейшим трофеем поборников «нового мирового порядка».
Растаскивание наших национальных богатств сопровождается планомерным истреблением русского народа, совершенно открыто объявленного «лишним». В наши дни сокращение русского населения достигло умопомрачительной цифры: по 6 тысяч душ в сутки! Интересно, на сколько лет хватит «запасов» Русского Народа?
Великая страна напоминает дом, брошенный хозяевами. В карманы «марвихеров» и политических рукосуев утекают наши грандиозные накопления, сделанные за 74 года советской власти. В разоряемой стране утвердился уголовный принцип: «Умри ты сегодня, а я завтра!»
Своеобразной визитной карточкой Советского Союза была обаятельная улыбка Юрия Гагарина, простого русского парня, первым из землян вырвавшегося в Космос.
Визитной карточкой «перестройки» сделалось бесформенное мурло явно дефективного существа по кличке Гайдар.
И страшно представить, что в древнем московском Кремле, где работал великий Сталин, угнездились паханы с уголовными кликухами.
Однако чем темнее ночь, тем ярче звезды. Гудящим набатом в душах истребляемого народа звучат колокольные слова нашего национального поэта о Божьем суде и грозном Судии.
Преступления против человечности не имеют срока давности. Следовательно, грозное возмездие неотвратимо!
Сталин, как известно, за всю свою жизнь покидал пределы родной страны всего пять раз: три — до 1917 года и два — после, когда он уже держал в руках рычаги управления державой. Эти две последние командировки связаны с самыми насущными заботами о государстве: в Тегеран (1943 г.) и в Потсдам (1945 г.). Все остальное время советский Вождь был занят работой на благо народа и страны. Ему некогда было порхать по планете подобно безмятежной моли. Окно в его рабочем кабинете, как правило, светилось до четырех часов утра. Потому-то он и оставил после себя великую Державу с несметными богатствами.
Пока нынешний президент без устали порхает по планете (по 50 поездок за один год!) его подельники — рыжие и жгуче-кучерявые, картавые и шепелявые — разваливают армию и флот и всячески укрепляют карательные структуры. Они уже чувствуют — не могут не ощущать! — под ногами клокочущий вулкан народного гнева. Как и где прорвется эта лава — знать покамест не дано. Но в том, что этот вулкан, в конце концов, рванет, и рванет страшно, сомнений нет. И тогда настанет долгожданный час великого возмездия. Это возмездие неотвратимо — иначе сломается сам ход Мировой Истории.
Глава 25. ЗАГОВОР ПРОТИВ СТАЛИНА(глава из книги «"Черные тюльпаны" перестройки» (2010г стр.313-348), не вошедшая в книгу "ВОЗМЕЗДИЕ")
Поощряемая с Запада, "холодная война" неуклонно разгоралась,
и Запад победоносно устремлился на Восток. Речь шла о
постепенном ИСКОРЕНЕНИИ русского национального самосознания.
Великому Народу[+], за здоровье которого Сталин поднял тост
на празднике Победы[+][++], усилиями космополитов настойчиво НАВЯЗЫВАЛСЯ
комплекс неполноценности. Свои достижения, которым
завидовали трудящиеся всего мира, выставлялись в самом невыгодном
свете, а за образец подавались "западные ценности".
Жданов считал, что нельзя одолеть нахальный Запад, так униженно
склоняясь перед ним. Сдача идейных позиций – гибельная
вещь!
Впрочем, разве это преклонение не входило одной из составляющих
в программу А. Даллеса?
Как назло, обострение идеологической борьбы совпало с
болезнью Сталина. Жданову приходилось нелегко. Берия вел свою
линию с большим искусством. Он избегал прямой и грубой конфронтации
и опирался на участие таких людей, как Маленков,
Шепилов (заведующий идеологическим отделом ЦК) и Поспелов
(главный редактор "Правды").
Вся суть нараставшего конфликта так или иначе упиралась в
"еврейский вопрос". Как обычно, наибольшее обострение наблюдалось
в среде творческих работников.
Самую сильную, самую "мохнатую" руку поддержки имел
писатель Константин Симонов. Он пользовался симпатией Сталина.
Этот молодой литератор сделал умопомрачительную карьеру.
Пик его известности пришелся на годы войны! Стихами Симонова
зачитывалась вся страна (особенной известностью пользовалось
стихотворение "Жди меня"). Лауреат шести Сталинских
премий по литературе, он с одинаковым успехом писал не только
стихи, но также романы и пьесы.
Богат он был баснословно.
В первые послевоенные годы К. Симонов, счастливый баловень
судьбы, стал во главе развеселой компании таких же, как и
он, преуспевающих людей искусства: Роман Кармен, Михаил
Жаров, Людмила Целиковская, Валентина Серова. Одно время с
ними развлекался и Василий Сталин, младший сын генералиссимуса,
летчик-истребитель, в двадцать лет ставший самым молодым
генералом Советской Армии. В компанию удалось затянуть
и дочь Сталина Светлану, девочку 16 лет, худенькую, рыжую, некрасивую.
Обольщать её ВЗЯЛСЯ Алексей Каплер, плакатный красавец,
автор сценариев известных кинофильмов о Ленине.
"Золотая молодежь" притихла, когда на неё пал гнев Сталина.
Случилось это после того, как генералиссимусу доложили, что
Василий Сталин в сильном подпитии вздумал глушить гранатами
рыбу в Москве-реке. Забулдыга-генерал был отправлен на гауптвахту,
а затем снят с поста. Дочери Светлане отец в бешенстве залепил
пощечину. Красавца Каплера выслали подальше от Москвы.
В кухонных пересудах внезапно возникло имя маршала Рокоссовского [смотри Том 2. Часть 14. Глава 15].
Киноактриса Валентина Серова, сожительница Симонова,
настолько увлеклась прославленным военачальником, что
вознамерилась женить его на себе. Как водилось в те времена,
она обратилась с жалобой в прокуратуру, обвинив маршала в
коварстве. "Телеге" дали ход, о домогательствах актрисы узнал
Сталин. Он позвонил прокурору и предупредил:
– Вы там можете решать, как хотите, только знайте, что Рокоссовский
у нас один! Потерпев очередную любовную неудачу, В. Серова люто запила...
Остепенившись, Симонов женился на вдове поэта Семена
Гудзенко и с головой влез в литературные интриги. Он объявил
себя сторонником "западной цивилизации". Группа космополитов
задумала спихнуть А. Фадеева с поста руководителя Союза
советских писателей и посадить на его место Симонова.
Трудность замысла заключалась в том, что Сталин симпатизировал
и Фадееву, и Симонову.
Кроме того, среди космополитов не имелось ни одного яркого
имени, в то время как во главе патриотов стояли такие фигуры,
как Шолохов, Леонов, Бубеннов, Софронов, Первенцев.
Интриги – излюбленное "творчество" космополитов. За письменным
столом они беспомощны, ибо бездарны, зато большие
мастера в хитросплетениях подковерной борьбы. Состоялась мобилизация
сил, в ход был запущен весь проверенный арсенал ПОДЛЕЙШИХ мер.
Само собой, самое активное участие в интригах принимали деятели
Еврейского антифашистского комитета. В этих схватках была
детально отработана секретная схема узнавания: "свой-чужой".
В военное время писатели и киношники были вывезены в
Среднюю Азию: в Алма-Ату и Ташкент. Среди фронтовиков
этот далекий от боевых действий регион ехидно называли "пятым
украинским фронтом". Назад, в Москву, творческие работники
возвращались так же кучно, как и уезжали в эвакуацию.
Писатель Павел Нилин, человек немолодой и больной, не
удержался и высказался насчёт того, сколько же молодых мужчин
укрывалось в такие годы на "пятом украинском". Разумеется,
в него вцепились и ославили "фашистом". А в Москве к
нему подошёл разъяренный Каплер и поводил перед его носом
пальцем:
– Ну, гад, теперь ты узнаешь, как мы умеем воевать!
И Нилин узнал – ему повсюду, что называется, "перекрыли
кислород". В этом отношении "товарищи тащкентцы" привыкли
действовать согласованно.
Старожилы помнят ожесточенную полемику по поводу литературных
псевдонимов. С одной стороны выступали Шолохов
и Бубеннов, с другой – Симонов. Спор шёл о странной манере
прятать свою национальность и менять фамилию, словно стыдясь
своих родителей. Надо ли говорить о том, какой градус общественного
возбуждения добавило ещё и партийное постановление
о журналах "Звезда" и "Ленинград"!
Космополиты, однако, хорошо усвоили правило: лучшая защита
– нападение. Маргарита Алигер выступила на заседании
секретариата Союза писателей и потребовала сбросить с пьедестала
советского классика Шолохова и водрузить на освободившесся
место молодого литературного шустрика Даниила Гранина.
– Нам надоел ваш Шолохов! – гневно заявила эта властная
литературная дама.
Замужем она бьmа за неким Черноуцаном, крупным партчиновником
со Старой площади. Её поэма "Зоя" получила Сталинскую
премию.
Берия по привычке не лез в открытые свары, а парил, словно
орёл, в руководящем поднебесье. Но глаз его был зорок, а ум –
изощрён.
Внезапно в совершенно непостижимом свете предстала
судьба жестоко раскритикованных Ахматовой и Зощенко. Оказывается,
травить их принялись не партийцы, а своя же братия.
Группа ленинградских литераторов потребовала лишить обоих
продовольственных карточек ("они недостойны есть советский
хлеб"), а известная писательница В. Кетлинская заняла роскошную
квартиру Зощенко. В эту трудную для опальных литераторов
пору человеческое сочувствие к ним проявил один
Жданов. Он принял их в Смольном и вручил обоим необходимые
для жизни продовольственные карточки. Оба, растрогавшись,
вспомнили, что и в 1941 году, по указанию Жданова, их
вывезли на Большую землю специальным самолетом, затем
Жданов звонил из Ленинграда в Ташкент и просил создать обоим
сносные условия.
В такой напряженной обстановке вдруг громом с неба грянул
ещё один партийный документ: 9 сентября 1946 года появилось
решение Оргбюро ЦК ВКП (б) "О распущенности ленинградских
партийных кадров". Вполне естественно недоумение: а
причем здесь партийные кадры? Однако Берия знал, что делал.
Искуснейший боец в кремлевском поднебесье, он имел слишком
дальний прицел. Этот человек всегда предпочитал бить не по вершинам,
а по корням.
По крайней мере, пока что следует обратить внимание на
подозрительную ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ: и Зощенко с Ахматовой были
ленинградцами, и репрессии обрушились на ленииградские журналы, и суровое решение Оргбюро ЦК относилось к нездоровому
облику ленинградских коммунистов.
Берия[+] слишком пристально прищурился на Ленинград! Пройдёт совсем немного времени, и его ДЬЯВОЛЬСКИЕ замыслы
откроются во всей САТАНИНСКОЙ глубине.
Иосиф Виссарионович не терпел того, что называется "блатом".
Он строжайше запретил своим домашним передавать ему
письменные просьбы не только от незнакомых людей, но даже
от родственников. Иное дело – разговоры за семейным столом.
Так сделал свою карьеру Хрущев, умело подъехав к Надежде
Аллилуевой, с которой ему выпало учиться в промышленной
академии. Так удавалось привлекать внимание отца Василию
Сталину. Впрочем, Василий обращался только по своим авиационным
делам и только в тех случаях, когда требовалось вмешательство
Генерального секретаря и генералиссимуса. Потсдамская
жалоба Василия получила продолжение в Москве. Вернувшись
из Германии; Иосиф Виссарионович успел отдать необходимые
распоряжения. Дотошное разбирательство с причинами
участившихся аварий самолетов получило название
"Дело авиаторов". Вскоре Сталин заболел, однако в прокуратуру
уже вызывались директора заводов, военные, чиновники из
министерств и даже со Старой площади.
К тому времени, когда Иосиф Виссарионович оправился после
инсульта, расследование по "Делу авиаторов" шло полным ходом.
Занимался им сам Жданов. Выявились крайне неприглядные
подробности.
Причиной авиационных катастроф бьла некачественная техника. Советские заводы гнали брак. Нарком авиапромышленности
А. Шахурин (генерал-полковник, Герой Социалистического
Труда) увлекся перевыполнением планов и негодные самолеты
сбывал за годные. Помогал ему в этом родственник, Главный
маршал авиации А. Новиков (дважды Герой Советского Союза),
заставляя своих представителей на заводах принимать заведомо
бракованную технику. Покрывал возмутительное очковтирательство
Г. Маленков, курировавший в Политбюро авиационную промышленность.
За дутые успехи самолетостроителей Маленков
недавно получил звезду Героя Социалистического Труда. Вульгарное
и примитивное очковтирательство заставило Сталина брезгливо сморщить губы. Запачкались не бригадиры грузчиков или
маляров, а высшие руководители. Ради чего они пошли на преступление?
Ради наград? А честь и совесть? А доверие партии и
Родины? Нет, не вовремя он заболел. Никак нельзя было ему болеть!
Следственные материалы начинались с протоколов обысков.
И на квартирах, и на дачах преступников обиаружились горы
различного барахла. Не довольствуясь государственными дачами
(по должности), они потихоньку возводили собственные хоромы,
выбирая для этого самые живописные уголки Подмосковья.
Все без исключения обзаводились трофейными автомобилями.
Иосиф Виссарионович, узнавая о жадности и накопительстве,
в расстройстве поднимался из-за стола и принималея расхаживать
по кабинету.
Он приказал привезти арестованного Новикова в Кремль.
После лубянекой камеры маршал выглядел жалко- мелким жуликом;
пойманным и ожидающим суда.
- Скажите, - спросил Сталин, - зачем вам шесть автомобилей?
Ну, одна ... Ну, даже две ... Но- шесть?!
Маршал стоял, повесив голову, и не смотрел Сталину в глаза.
Наконец он глубоко набрал в грудь воздуха и судорожно прижал
рукав к глазам.
Окончательно расстроившись, Иосиф Виссарионович махнул
рукой. Арестованного увели.
В прежние времена с провинившихся полетели бы головы.
На этот раз высокопоставленные бракоделы отделались легко.
Шахурин и Новиков получили ничтожные лагерные сроки. Маленкова
даже не судили, а вывели из секретариата и "бросили на
низовку" - послали на работу в Ташкент.
Что стало причиной столь незначительного наказания?
Нет, отнюдь не воля Сталина. Вопреки вранью многочисленных
разоблачителей-подонков, Генеральный секретарь НИКОГДА не обладал
диктаторскою полнотою власти. Судьба провинившихся руководителей
решалась не одним человеком (пусть и самого большого чина), а
коллективным приговором. Чаще всего такие приговоры выносили
пленумы ЦК. Так что карала партия, а не Генеральный секретарь.
Особый разговор о том, как организовывались эти
коллективные решения. Тут, как и положено, имелись великие искусники,
настоящие мастера сложнейшей подковерной борьбы.
"Дело авиаторов" впервые обозначило начало борьбы в кремлевских
верхах, связанной с заболеванием Генерального секретаря.
Сказывалась клановость: "Своих не выдавать!" Имели место и
обыкновенное прислужничество, и человеческая трусость. Однако
все заметнее становилось ветерпеливое ворочание в берлоге
власти наиболее крупных фигур. Здесь уже все ощутимей nопахивало
кровью безжалостного взаимоистребления.
Тема эта еще совсем не разработана и ждет своего Шекспира.
Место сосланного Маленкова занял Жданов. Министром государственной
безоnасности стал Абакумов, заменив Меркулова.
В секретариате ЦК появился Кузнецов, переведенный из Ленинграда.
Еще один ленинградец, Родионов, возглавил Совет Министров РСФСР.
Неожиданную должность получил Берия. Его назначили руководителем Атомного комитета.
Страшная Лубянка осталась без своего всесильного хозяина.
Если "Дело авиаторов" вызвало у Сталина брезгливость, то
новый скандал, в котором оказались замешаны крупнейшие военные
чины, ошеломил Генерального секретаря и потряс...
В один из летних дней на Ягодинской таможне близ г. Ковеля
обратили внимание на семь вагонов битком набитых разнообразной
мебелью. Имущество было трофейное и принадлежало маршалу
Жукову. Направлялось оно из Германии в Москву. По установленному
nравилу вагоны отцепили от московского поезда и отnравили
в Одессу, на склад. А о случившемся доложили по команде.
Трофеи, трофейное имущество... На языке военных такая
нажива за счет имущества разгромленного противника имеет
более конкретное и неблагазвуЧное название: мародерство.
Сталин не допускал и мысли, что прославленный маршал мог
пасть так низко. Семь вагонов! Он приказал разобраться,
поставив надокладной записке свою знаменитую синюю "галочку".
Начавшееся расследование выявило совершенно неприглядную картину.
На квартире и на даче Жукова был сделан негласвый обыск.
Все трофейные ценности бьmи описаны и даже сфотографированы.
Опись награбленного имущества составила внушительную
папку.
Читая, Иосиф Виссарионович брезгливо морщился.
"Шерстяных тканей, шелка, парчии пан-бархата - более 4
тысяч метров.
Мехов - 323 шкуры.
Шевро - 35 кож.
Ковров из Потедамского дворца - 44 штуки.
Ценных картин классической живописи - 55 штук.
Уникальных охотничьих ружей - 20 штук.
Золотых часов с бриллиантами - 24 штуки..."
Сталин покачал головой, прочитав:
"...В спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с
изображением двух обнаженных женщин".
Иосиф Виссарионович любил книги и всю жизнь собирал
личную библиотеку. На каждой странице имелись его карандашные
пометки.
Здесь же он читал:
"На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных
шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах
с золотым тиснением, исключительно на немецком языке.
Вся обстановка, начиная от мебели, ковров, посуды, украшений
и кончая занавесками на окнах, - заграничная, главным
образом немецкая. На даче нет ни одной вещи советского
происхождения за исключением дорожек, лежащих при
входе в дачу".
Расследование выявило, что мародерствовал не один Жуков. Он только подавал пример. Мелькали фамилии: Телегин, Серов,
Жаров, Крюков...
Ощущение бьшо, словно от плевка в лицо.
Архивы сохранили покаянные жалобы арестованного жулья,
написанные из тюремных камер на имя Генерального секретаря.
Они посыпали головы пеплом и жаловались на помрачение рассудка.
"Больше не будем и детям своим закажем!" Писал Главком
ВВС Новиков, писал нарком Шахурин, писали генералы Телегин
и Крюков, писал ... да все писали- все, на чью голову опустилась
тяжкая длань советского Закона.
Генерал Телегин, член Военного совета Первого Белорусского
фронта, ближайший помощник Жукова не только в боевых делах,
но и в преступных, позорных...
Иван Серов, генерал не армейский, а лубянский. От имени
своего грозного ведомства хапал так, что вздрагивали даже самые
матерые грабители...
Генерал Жаров, командующий Военно-транспортной авиацией.
Приглядев виллу в пригороде Берлина, пригонял роту солдат,
они быстро разбирали строение, грузили на самолеты и отправляли
в Москву. Спустя неделю немецкая вилла уже красовалась
в Подмосковье.
Генерал Крюков, командир гвардейского кавалерийского корпуса.
Немецкие автостроители специально для Гитлера собрали вручную
роскошную машину марки "Хорьх". Фюрер счел, что для народного
вождя такое излишество не подобает. "Хорьхом" завладел генерал
Крюков и отправил с адъютантом в Подмосковье. Кроме автомобиля
фюрера советский генерал прихватил еще два "Мерседеса" и
"Ауди". При обыске у Крюкова конфисковали около двух центнеров
изделий из серебра, 87 костюмов, 312 пар модельной обуви...
Читая протоколы обысков, Иосиф Виссарионович морщился
и потирал ноющий висок. Выдающиеся люди, далеко не бедные, а
в какую грязь скатились!
У знаменитой певицы Лидии Руслановой с мужем-генералом
обнаружили две дачи и три квартиры в Москве. В шкатулках
хранилось 208 крупных бриллиантов и множество золотых изделий.
Картинная галерея насчитывала 132 полотна кисти выдающихся
живописцев (четыре картины Нестерова, семь- Кустодиева,
пять- Маковского, четыре- Шишкина, четыре- Репина, триПоленова,
две - Серова, две - Врубеля, три - Айвазовского, по
одной - Верещагина, Васильева, Сурикова, Федотова, Тропинина,
Левитана, Крамского и Брюллова).
Множество перечисленных в протоколах мелочей заставляли
Сталина поднимать плечи и разводить руками. Например, 140
кусков мыла, 47 банок гуталина, 16 дверных замков и 44 велосипедных
насоса.
Хватали всё, что ни попадя!
Воистину помрачение рассудка!
Вина Жукова разбиралась на заседании Высшего Военного
Совета+. Решить судьбу своего единственного заместителя Верховный
главнокомандующий предоставил боевым товарищам
провинившегося полководца. Маршала судили маршалы.
[+В "Тайном советнике Вождя" (Том 2. Часть 14. Глава 15.) читаем: «Материалы, КОМПРОМЕТИРУЮЩИЕ Георгия Константиновича Жукова, начали собирать с окончанием войны. Общее руководство осуществлял Берия. Особенно усердствовал Лаврентий Павлович: для него прославленный маршал – помеха на пути к власти: могли возникнуть разные осложнения… Берия [требовал сбора] всех документов, ПОРОЧАЩИХ маршала:от морального облика до его отношения к Верховному главнокомандующему» (стр. 870). «Законная жена принялась навещать прославленного супруга лишь после того, как наши войска вступили в Германию: проявился интерес к различным трофеям, особенно к драгоценностям. С соответствующим девизом: "Фашисты ограбили евреев, а мы только возвращаем свое". К столь своеобразному процессу «возвращения» ЭНЕРГИЧНАЯ дама привлекла офицеров и генералов из окружения Георгия Константиновича. Использовала даже генерала Серова – представителя органов госбезопасности, не понимая того, что Иван Серов хоть и идёт ей навстречу, ВРОДЕ бы запутываясь в её сетях, но остается прежде всего сотрудником особого ведомства.
Знал ли Жуков о "подвигах" своей тогдашней супруги? Вероятно, кое-что ему было известно, однако далеко НЕ ВСЁ, что творилось под прикрытием ЕГО имени и АВТОРИТЕТА. Те, кто помогал жене маршала, НЕ ЗАБЫВАЛИ и о себе, о своих карманах – рыба гнила с головы. ["Законная" жена (официально брак был оформлен в 1953 году!!!)[+]ПРЯТАЛА своих подельников за широкую спину маршала Жукова!!!] Доверенным лицам было известно, что жена Жукова не расстается с чемоданом, наполненным драгоценностями. А когда их накопилось слишком много, в чемодане оставлены были только те, которые представляли особый интерес, – в основном бриллианты, к которым "лучшая из женщин" питала ОСОБОЕ расположение» (стр. 872). Следует понимать, что с этой "законной" "женой" Жуков ПРЕКРАТИЛ жить как с женой ещё ДО 1941 года!!! У этой "законной" жены папочка – «Дий Алексеевич Зуйков, был агентом по продаже зингеровских швейных машин»[+]. Поэтому Александра Диевна МАРОДЁРСТВУЯ в Германиипри СОДЕЙСТВИИ людей Берии "возвращала" СВОЁ, еврейское, ибо «фашисты ограбили евреев»[+], и мазала дерьмом) маршала Жукова под БДИТЕЛЬНЫМ оком Берии (это была и МЕСТЬ "законному" мужу за ПРИНЕБРЕЖЕНИЕ ею, как женщиной!!!).
«ВОПРЕКИ замыслам СОБИРАТЕЛЕЙ компромата сообщения об амурных приключениях Георгия Константиновича (по мнению Сталина, в общем-то, ВЕСЬМА скромных) нисколько не очерняли Жукова в глазах Иосифа Виссарионовича»[+] (стр. 875). «На соответствующие донесения Иосиф Виссарионович отреагировал не без юмора: "На этом фронте товарищ Жуков не добился заметных успехов". – Подумал и нашёл объяснение: "Некогда было"» (стр. 877).
«По указанию Иосифа Виссарионовича в июне [1946 г.] созван был Высший (Главный) военный совет. Собрались генералы и маршалы, приглашены были члены Политбюро. Сталин выглядел мрачным. [Были зачитаны] два документа: письмо Новикова и показания бывшего жуковского адъютанта Семочкина. Конечно, сидевшие в зале люди знали цену сведениям, полученным за тюремной решеткой, но даже со скидкой на это оба документа произвели сильное впечатление. Иосиф Виссарионович предложил желающим взять слово. Выступили Маленков, Молотов, Берия и Булганин. Говорили о том, что Жуков зазнался, не считается не только с Политбюро, но и с товарищем Сталиным, а вот теперь выяснились новые факты, над которыми надо подумать и принять меры. Плохо, наверно, пришлось бы Георгию Константиновичу, если бы не ВЕСКИЕ слова Маршалов Советского Союза Василевского, Рокоссовского, выступивших В ЗАЩИТУ своего коллеги и поддержанных даже Коневым, который больше других считался обычно с тем, откуда ветер дует. Покритиковав Жукова за разные упущения, маршалы ДРУЖНО заявили, что НИКАКИМ заговорщиком Георгий Константинович НЕ БЫЛ и не является, никого из них к противоправным действиям не склонял. У Иосифа Виссарионовича сошла с лица темная туча. Приблизившись к Жукову, спросил: – А что вы сами можете нам сказать? Маршал ответил твердо: – Мне, товарищ Сталин, оправдываться не в чем. Я всегда честно служил партии и нашей Родине. К заговорам не причастен. – И все-таки вам, товарищ Жуков, придётся на некоторое время покинуть Москву. Так будет ЛУЧШЕ… Сейчас свободна должность командующего Одесским военным округом» (Глава 16. Стр. 882-883).]
Жуков сидел с опущенной головой, упорно смотрел на носки
своих безукоризненно начищенных сапог. Он сознавал, что решается
вопрос жизни и смерти.
Берия явился на заседание в мундире маршала Советского
Союза. Он застыл, как изваяние. Зловеще поблескивали стеклышки
пенсне. За все время он не произнес ни слова.
Сталин по обыкновению бесшумно прохаживался вдоль стола.
Молотов выступил на заседании дважды, Маленков – один
раз. Как один, так и другой решительно высказались за арест.
Тогда на защиту опозоренного маршала дружно поднялись военачальники:
Конев, Рокоссовский, Василевский. Горячую речь
произнес танкист Рыбалка. Военные костили Жукова, но в один
голос отвергали обвинения в организации заговора. Этого не
было, и быть не могло! Советские генералы сделаны совсем из:
другого теста!
При этом ни один из военных не глянул в сторону монументальна
застывшего хозяина Лубянки.
Иосиф Виссарионович не сомневался, что попади Жуков в
лапы врага, он выдержал бы любые муки. А вот испытания властью
не выдержал! "Скорняком был, скорняком и остался… " Никакой,
конечно, он не заговорщик. Просто плохой коммунист, зазнавшийся
хам, плохо воспитанный человек. [Дело ФАБРИКОВАЛОСЬ Берией!!![+] Жуков был ПОДСТАВЛЕН мародёрами генералами, Серовым и своей "законной" "женой"-еврейкой (евреям ОЧЕНЬ трудно не выполнять указаний КАГАЛА!!!] Однако возраставшее соперничество Жукова и Берии делалось
опасным. За одним - армия, за другим - внутренние войска
и мощная Лубянка...
Сталин остановился над головой опозоренного маршала.
-А что вы нам скажете, товарищ Жуков?
Пружниисто поднявшись, маршал прямо глянул в сталинские глаза.
- Прошу разобраться, при каких обстоятельствах были получены все эти показания.
На жирной физиономии Берии не дрогнул ни один мускул.
Концом трубки Сталин коснулся груди стоявшего навытяжку маршала:
- Ви-и потеряли совесть, товарищ Жуков. "Я выиграл войну..." Стьщно!
Сталин снова принялся прохаживаться вдоль стола. Несколько раз прошел мимо Жукова. Тот весь напрягся, понимая, что сейчас ему будет вынесен окончательный приговор. Маршал страдал невыносимо.
Сталин не отдал Жукова в подвалы Лубянки, но отослал его с глаз подальше: назначил командовать войсками Одесского округа.
Берию он убрал с Лубянки, взвалив на него всю ответственность за деятельность архиважного Атомного комитета.
Сам он с головой ушел в китайские дела.
К тому времени Мао Цзэдун сделал окончательный выбор в пользу Советского Союза, отвергнув все притязания Соединенных
Штатов. Американцы оскорбились и стали разрабатывать планы
атомной бомбардировки Китая. Узнав об этом, Иосиф Виссарионович
создал очаг напряженности в Европе: так называемый Берлинский
кризис. Американские стратеги оказались на распутье:
бомбить Китай или СССР? Затея была авантюрной с самого начала
и рассчитьmалась на запугивание противника. Сталин не испугался,
отлично зная, что атомных бомб у США еще совсем немного.
Так родилась Китайская Народная Республика.
Великий Вождь советского народа создавал мощный противовес
глобальным притязаниям Америки.
Международная обстановка вокруг Страны Советов все больше
обострялась и насыщалась невероятной rрязью.
Могучий корабль СССР уверенно рассекал форштевнем волны
дряни, надежно защитив свой внутренний мир - "железным
занавесом". Советский народ, распевая песни, залечивал военные
раны и создавал ядерный щит своей Отчизны. Зимой 1947
года в стране отменили карточную систему (СССР сделал это первым
в Европе), осенью 1949 года в Казахстане, под Семипалатинском,
успешно пpoшлo испытание советской атомной бомбы.
Отныне у страны социализма появился убедительный ответ на
любые наглые уrрозы западного мира.
Своим выдвижением на самый верх кремлевской власти Берия
был полностью обязан Сталину. Ради своего молоденького
земляка (разница в возрасте составляла 20 лет) Иосиф Виссарионович
пренебрег мнением жены и вскоре ее лишился. Он собирался
заменить Ежова знаменитым Чкаловым, но великий летчик
погиб в испытательном полете, и на Лубянке воцарился Берия.
Новая метла решительно вымела "ежовский мусор", но это,
казалось бы, благотворное очищение никак не сказалось на подготовке страны к гитлеровскому вторжению - начало войны получилось
катастрофическим.
Остается неизвестным, когда Сталин впервые выстроил длинную
цепочку подозрительных "проколов", сопровождавших бешеную
деятельность земляка во главе лубянекого ведомства. Однако
один слишком уж приметвый случай насторожил не только
Сталина, но и запал в память всем, кто тогда присуrствовал в кабинете
Генерального.
Осенью 1941 года гитлеровские полчища прорвались к самой
Москве. Положение сложилось угрожающее. В разгар московской
паники, 19 октября, в Кремле собрался Государственный Комитет
Обороны (ГКО). Сталин, осунувшийся, не выпускавший
трубки из зубов, поставил на обсуждение один вопрос: какие
имеются возможности для защиты Москвы? И здесь Берия, всегда
выступавший последним, вдруг выскочил и задал тон. Он призвал
столицы не оборонять, а подготовиться и встретить немцев
на. Волге. Предложение прозвучало страшно. Сталин ждал, что
скажуr остальные. Но члены ГКО молчали. Перед самым совещанием
Берия переговорил со всеми, а спорить с ним, молвить
слово поперек, остерегались. Этот страшный человек никогда и
ничего не забывал!
Над головой Сталина висело облако дыма. Его взгляд казался
больным.
Медленно подняв телефонную трубку, Иосиф Виссарионович
приказал соединить его с Жуковым. Тот находился где-то в
районе Перхушково.
- Отвечайте мне,- потребовал Сталин,- отвечайте как коммунист
коммунисту: отстоим Москву или нет?
Жуков уверенно ответил, что о сдаче Москвы не может быть
и речи.
Сталин сделал глубокий вздох и положил трубку. В эту минуту
он принял решение: из Москвы не уезжать и не отпускать членов ГКО.
При этом на Берию он старался не смотреть.
Не тогда ли в голове Сталина зародились первые подозрения
насчет СТРАННОСТЕЙ поведения своего выдвиженца?
Москву той осенью отстояли, а с наступлением зимы ногнали
немцев вспять.
Словно на дрожжах стал расти авторитет Жукова.
Берия попытался завязать с ним дружеские отношения, однако
начальник Геншrаба, вообще не выносивший никакоrо панибратства,
отвечал ему устойчивым ледяным презрением. В душе кавказца, хозяина
Лубянки, Лефортава и Сухановки, окаменелалютая ненависть.
Он тешил себя надеждой, что настанет час, и он всласть насладится
муками этоrо большоrо сильного тела, исторгнет из командирского,
властного рта крик боли, превратит повелителя армий в измызганную
тряпку, в подвальную пыточную слизь, в лагерную пыль.
Второе военное лето снова сложилось неудачно. Немцы вышли
к Волге и к Кавказу. Берия улетел в Тбилиси. Он тронул Сталина тем,
что намеревалея вывезти гроб с телом eгo матери, "тетушки Кеке", в
Сибирь (туда же, где сохранялась мумия Ленина из Мавзолея).
В следующем году Красная Армия вдруг надела старорежимные
русские погоны, а 5 августа в московское небо взлетели огни
первого салюта в честь освобождения Курска, Белгорода и Орла.
К тому времени обнаружилось резкое охлаждение Сталина к
наркому внутренних дел.
Свидетелями одной безобразной сцены стали двое - нарком
В.М. Молотов и главный маршал авиации А.Е. Голованов. Сталину
вдруг изменила его знаменитая вьщержка. Он полностью потерял
контроль над своим поведением и, впав в настоящее бешенство,
кричал на бледного от страха и унижения Берию:
-Сволочь! Подлец!
Он сорвал с толстой физиономии хозяина Лубянки изящное
пенсне и обернулся к остолбеневшим свидетелям: -Видите? Видите?
Змея!
Маршал Голованов вспоминает: "Я был поражен. Таких глаз
мне не приходилось видеть. На меня смотрели глаза ЗМЕИ".
Тем временем Сталин перевел дух и уже спокойнее обьяснил.
Зрение у Берии нормальное (полторы единицы). Однако он
всю жизнь носит пенсне со стеклышками без диоптрий. Для маскировки,
как уверял Сталин, чтобы скрыть крайне ОТТАЛКИВАЮЩЕЕ
выражение своих глаз. Что вызвало этот гнев Вождя, так и
осталось неизвестным. Сцена разыгралась в дни подготовки к
Тегеранской конференции союзников.
Здесь простор для домыслов и предположений. Что же все-таки заставило Вождя прибегпуть к настоящему рукоприкладству (сорвать очки)? И сделать это при свидетелях. Причины этой выходки,
бесспорно, были весьма весомы.
Два поступка Сталина выглядят, как хозяйский удар по мясистым лапам тучного наркома: он не позволил ему расстрелять генерала
Малиновского (доверив тому командование 2-й гвардейской
армией) и вслед за этим создал знаменитый "Смерш", обзаведясь
таким образом собственной структурой, почти полностью
дублирующей "печеночные" функции Лубянки. "Смерш" подчинялся
непосредственно Верховному главнокомандующему,
возглавил новую организацию молодой генерал Абакумов. Сталин
всячески отпихивался от звания генералиссимуса.
- Подумайте, товарищи, в какую вы меня компанию толкаете: Франко, Чан Кайши!
Все же его уговорили. Согласился он и принять звезду Героя
Социалистического Труда (единственная награда, которую он
стал носить постоянно). Однако переименовывать Москву в город
Сталин запретил КАТЕГОРИЧЕСКИ. Берия ни от наград, ни от
высоких званий не отказывался. Наоборот – домогался, однако
обставлял свои домогательства тонко: за него ходатайствовали
другие. К концу войны у него установились особенно доверительные
отношения с Маленковым, вторым лицом в партийной
иерархии. "Маланья" (так его звали за глаза) при всей своей болезненной
тучности и малоподвижности обладал энергией неукротимой.
Он вовремя заметил подспудное противостояние
стареющего Сталина и полнокровного, входившего в самую
мужскую силу Берии. Естественно, будущее было за молодым и
сильным, и опытный "Маланья" стал показывать, на чьей стороне
его симпатии. 9 июля 1945 года появился Указ о присвоении
товарищу Берии Л.П. звания Маршала Советского Союза.
Многие тогда обратили внимание, что этого звания не бьmи удостоены
даже боевые заслуженные военачальники, не уходившие
с передовой с первого дня войны.
Весной 1949 года, 29 марта, Берия отпраздновал свой юбилей:
ему исполнилось 50 лет.
Пышных торжеств не было – так пожелал сам юбиляр. Разгульно,
по-кавказски, отпраздновали лишь на родине маршала, в
Абхазии, в селе Мерхеули. Но там так принято: обычай. А народные
традиции не запретишь!
Мощный народный хор исполнил торжественную кантату:
О Берии поют сады и нивы, Он защитил от смерти край родной...
Росло количество работ известных живописцев. Тучный маршал
в мундире с широкими золотыми погонами и с изящными
стеклышками вечного пенсне обыкновенно изображался в непосредственной
близости к Сталину, – как правило, рядом. Создавалось
устойчивое впечатление: он – самый близкий, самый верный,
главная опора бессмертного Вождя!
Юбилейная скромность хозяина Лубянки объяснялась еще и
тем, что страна и народ готовились к 70-летию Сталина. Дата отмечалась
как великий государственный праздник. Таких торжеств
советская страна еще не видела. Советские люди праздновали с
ЧИСТЫМ сердцем. Они испытывали ГОРДОСТЬ от всего сделанного,
ДОСТИГНУТОГО.
Громадное здание Музея Революции было отдано под выставку
подарков советскому Вождю. Желающие попасть выстаивали
в нескончаемых очередях. Глаза посетителей разбегались.
Юбилейные торжества сильно сыграли на руку Берии. Заласканный
сердечными признаниями Вождь возносился на недосягаемую
высоту. Его, словно легендарного Саваофа, поместили
на небесное облако, откуда нет никакой возможности толком
разглядеть, что делается там, внизу, на грешной земле... На
это самое и был расчет: на высоту. А зачем смотреть все время
вниз? Это не ваше дело, батоно. Сидите на своем облаке, живите,
наслаждайтесь. Слава Богу, повседневными делами у нас есть
кому заняться!
Генерал-полковник В.С. Абакумов воцарился на Лубянке
после Берии и Меркулова.
Стремительная карьера этого человека типична для советской
власти. Мать его - уборщица, отец - истопник. Сам он начал
трудовую деятельность с грузчика. Его, как комсомольца, мобилизовали
для работы в о р г а н а х. Там он, человек без всякого
образования, стал быстро подниматься (этому способствовали и
бесконечные кадровые чистки). На любом посту он отдавал все
силъ1, люто ненавидел троцкистов, отличался твердостью и личным
мужеством. Во время войны ему было поручено руководство
органами "Смерша".
В министерский кабинет на третьем этаже Лубянки Абакумов
пришел волею Сталина. Во время похорон Жданова у
многих сделалось тревожно на душе, когда Вождь медленно
подошел к могиле и надолго замер, с какой-то мрачной отрешенностью
глядя вниз на опущенный гроб с телом дорогого
ему человека. О чем он тогда думал? Об этом никому не известно.
Можно было лишь догадываться. В меру своих способностей
догадывался и Абакумов. Проклятая Лубянка превратилась
в предмет постоянных подозрений Вождя. Слишком
многое в стране зависело от работы этого важного ведомства
(в частности, кадровые назначения - все выдвиженцы без исключения
предварительно "просвечивались" по многолетним
оперативным наблюдениям и получали так называемую·
"объективку"). Абакумов полностью отдавал себе отчет в том,
что стоит за его назначением на пост министра государственной
безопасности страны, и готов был не пожалеть жизни ради
этой самой безопасности. Он не мог не догадываться о том,
что скрывается за последними кадровыми перестановками, так
как уже достаточно поработал в самых верхах и отчетливо представлял
"кто есть кто".
Возглавив МГБ в такое время, Абакумов волею обстоятельств
оказался в напряженной конфронтации с самим Берией.
О многом свидетельствовала и его большая дружба с Кузнецовым,
получившим назначение в Центральный Комитет курировать
все силовые органы страны.
Обретенный опыт, военный и послевоенный, помог ему многое
уразуметь в густых и пряных ароматах кремлевских коридоров
власти. Атмосфера здесь образовалась специфическая. Преуспеть
было несложно, но удержаться на достигнутом уровне
мог далеко не каждый. Для этого требовались особенные качества.
И основную угрозу представляло приближение к Вождю.
Доверительное отношение Сталина к выдвигавшемуся человеку
давало не столько прав, сколько наваливало обязанностей (и в этом
заключалось испытание невыразимой трудности). Но главное -
чрезмерное "приближение к солнцу" вызывало бешеную ревность
многолетних "спутников", бдительно оберегающих свое
завоеванное положение и сильно поднаторевших в искусстве безжалостной
расправы с любым счастливчиком.
Обладатели кремлевской власти составляли мощный клан
равновеликих по своим способностям чиновников, никогда не
соблюдавших мира в отношении одного к другому, но дружных в
истреблении Выдвигавшихея соперников.
В одной из таких операций истребления Абакумов вынужден
был принять участие вопреки своему желанию. "Ленинградское
дело" заставило его испачкать руки в крови своего друга Кузнецова.
Кое в чем он не оправдьmал Кузнецова. В частности, почему
он так невнимательно отнесся к сигналу Тимашук? Убоялся
неминуемой свары с непредсказуемыми осложнениями? Но это
же попахивает явным перерождением! Поморщился Абакумов,
узнав о том, что Кузнецов породнился с Микояном: его дочь вышла
замуж за одного из сыновей этого СКОЛЬЗКОГО, словно налим,
армянина. Ну ее к черту, такую родню! В общем, вина у Кузнецова, как и у многих ленинградцев,
имелась, однако расправа с ними никак НЕ СООТВЕТСТВОВАЛА уровню
вины. Там не было и НАМЁКА на государственное преступление.
А между тем ... На этом чудовищно НЕСПРАВЕДЛИВОМ кровопускании
Абакумов убедился в СТРАШНОЙ силе кремлевских старожилов,
не признающих НИКАКОЙ пощады к поскользнувшимся
соперникам.
Триумвирата главных НЕГОДЯЕВ он тогда не определил, совсем
не придав значения фигуре Хрущева и выделив лишь двоих: Берию
и Маленкова.
Прежняя работа в "Смерше" выработала в нём основное качество
контрразведчика – профессиональное чутье. Поэтому он
быстро разобрался в личности Маленкова и сосредоточил внимание
на персоне Главного Мингрела. И вскоре выяснил, что при
всей своей предусмотрительности Берия некачественно провел
необходимую зачистку прошлых лет – остались пусть и незначительные,
но зацепки, в общем-то, вполне достаточные для такого
опытного сыскаря, как Абакумов.
В своей юности Берия подвизался в должности командира
взвода охраны Бакинской коммуны. Было ему тогда всего 17 лет.
Охрану он не обеспечил: англичане арестовали 26 комиссаров,
увезли их в Красноводск и расстреляли. Этот разгром почему-то
никак не отразился на судьбе Берии – он даже не был арестован и
допрошен (к горькой участи бакинских комиссаров каким-то боком лепился и непотопляемый Микоян [он был всего-навсего 27-м бакинским комиссаром, который-то и СДАЛ 26 других белым в Красноводске!!![•][••][+]. «Микоян не мог простить Сталину, частенько иронизировавшему над ним, называя его "27-м бакинским комиссаром"»[+]])... Три года спустя после
разгрома Бакинской коммуны Берия занимает пост начальника
секретно-политического отдела Азербайджанской ЧК. Уже тогда
он принял меры, чтобы приукрасить свое прошлое: двое армян,
попавших под арест, согласились дать письменные показания о
том, что молоденький Берия работал вместе с ними в подпольной
большевистской организации в Баку во время английской оккупации
... (Потом эту тему- работа Берии в большевистском подполье
- разовьет в своей диссертации некий Барамня и займет
благодаря этому пост второго секретаря ЦК партии Грузии). Прошло
еще два года, и Берия перебирается из Баку в Тифлис, где
становится заместителем председателя ГПУ Грузии. Завязывается
тесная дружба чекиста с видным партийцем Буду Мдивани,
известным троцкистом. Вместе с Мдивани Берия "поворачивается
лицом к Константинополю" и принимается выселять из Тифлиса
армян и курдов. Вскоре; однако, дружба с Мдивани стала
нежелательной. Москва все больше демонстрировала свою властность.
Буду показал себя недальновидным человеком и поссорился
со Сталиным. Такой опасный друг был Берии не нужен.
Однако Мдивани оскорбился и пригрозил недавнему коварному
товарищу неприятными разоблачениями. Он назвал свидетелей
его былых прегреmений: Мясникова, Атарбекова и Могилевского.
Прикусив губу, Берия сощурился за стеклышкам пенсне. Он
употребил тогда все свои возможности и решительно разделался
со свидетелями. Все трое они оказались в самолете, направляющемся
в Москву. Едва взлетев с тифлисского аэродрома, самолет
вдруг загорелся и рухнул на землю.
"Нет человека- нет проблемы!"
Благодаря тому, что Сталин избрал местом отдыха Гагру, Берии,
как главному чекисту Грузии, удалось с ним сблизиться.
Вождь благосклонно приглядьiВался к добросовестному работнику.
Особенно он оценил участие Берии в предотвращении массового
восстания меньшевиков. Несколько раз Берия приезжал в
Москву и удоетаивалея бьnъ гостем в доме Генерального секретаря.
Для окружения это не осталось незаметным. В 1934 году
Берия приехал с семьей на XVII съезд партии и остановился в
гостинице "Селект", на Сретенке. Ему немедленно нанес визит
вежливости сам нарком Ягода. Он привез сынишке Берии роскошный по тем временам подарок: велосипед. Опытный аппаратчик,
Ягода нисколько не сомневался в том, какие служебные успехи
ждут "товарища из Грузии".
Прошло время. Расстреляв Ежова, Берия на многие годы утвердился
рядом с Вождем. Его уверенность возросла настолько,
что он осмеливался во время совещаний обращаться к Сталину
на грузинском языке. Ему, как видно, самим Сталиным поручались
наиболее секретные дела.
Однако по мере того, как Берия все прочнее укреплился на
самом кремлевском верху, стали замечаться подозрительные признаки
в поведении всесильного хозяина Лубянки. Незадолго до
вероломного нападения немцев именно Берия затеял перестройку
всей аэродромной сети, заставив самолетный парк базироваться
на временных грунтовых площадках. Там их и разбомбили
немцы в первый же налет! Примерно то же самое случилось и с
укрепрайонами: старые разрушили, а новые построить не успели.
Не удалось толком разобраться и в поведении Бериина Кавказе
в 1942 году. Его послали защищать горные перевалы, чтобы не
дать гитлеровцам прорваться в Баку. А он вдруг распорядился
снять с перевалов два полка НКВД - якобы затем, чтобы создать
резерв на всякий случай.
Берия тащил на своих плечах весь груз и всю ответственность
за Атомный проект. Но вот что странно. Первые разведывательные
данные о работе союзников над созданием ядерного оружия
поступили из Англии в первый год войны. Доложил ему об этом
начальник спецуправления генерал Квасников. Сигнал бьm тревожный,
однако Берия изругал генерала последними словами и
приказал "выкинуть чушь из головы". Положение изменилось,
когда с фронта, из окопов, ученый-физик Г. Флеров послал письмо
самому Сталину. Его письмо попало в руки адресату. А несколько
месяцев спустя, в феврале 1942 года, с фронта доставили
дневник немецкого офицера, попавшего в плен под Таганрогом.
В дневнике нашли математические формулы, анализ которых показал,
что над проблемой атомной бомбы работают не только союзники, но и немцы!
А если бы не письмо с фронта и не дневник пленного офицера?
Странное впечатление всё это производило, очень странное... Ни для кого не бьmо секретом, что Берия чрезмерно увлекался женщинами. Его охранники буквально охотились за красивыми
девушками на улицах Москвы. Но вот что скрьmалось за одной из
таких охот. Полковник Саркисов, начальник охраны Берии, запихнул
в свою машину очередную жертву и привез ее в особняк
патрона. Казалось бы, банальный случай. Однако на этот раз "жертва"
оказалась женой помощника военного атташе США, кадровой
сотрудницей ЦРУ.
Очередной контакт для связи? А что еще?
Заподозрить явно неромантическую встречу заставлял и такой
малоизвестный эпизод.
Берия сопровождал Сталина в Тегеран, но в работе конференции
участия не принимал. На него в то время были возложены
совсем иные заботы. В основном он обеспечивал безопасность
"тройки".
В один из вечеров у него состоялась быстролетная встреча с
каким-то молодым человеком. Поговорить им удалось буквально
на ходу. Берия тут же вернулся назад, в посольство. Впоследствии
выяснилось, что его собеседником бьш молодой грузин,
мингрел, из семьи парижского эмигранта. Отец молодого человека
сражался с Красной Армией, но успел сбежать во Францию.
Сведущие люди полагали, что молодой мингрел сотрудничал и с
немцами, и с американцами.
Темные пятна в биографии заставляли Берию держаться в
постоянном напряжении. В самом начале жизненного пути он
сумел изрядно "засветиться". Теперь приходилось любыми способами
обезвреживать всех свидетелей (вольных и невольных)
своих юношеских грехопадений. Трудность заключалась в том;
что многие из них сделали карьеру и стали властными, влиятельными людьми.
Станислав Реденс бьш женат на Анне Аллилуевой, т.е. приходился
свояком самому Сталину. В семье Генерального секретаря
его по-домашнему называли "дядя Стах". По партийному заданию
его послали в Грузию "наводить порядок". В Тифлисе он
попал в широкие объятия начальника секретно-политического
отдела Лаврентия Берии. Столичному гостю бьша устроена пышная
кавказская встреча. В свой особняк на улице Мачабели Берия
созвал сотрудников и друзей. Застолье превратилось в угарную
буйную пьянку. Наутро Берия позвонил в Москву Сталину: "Батоно, прощу вашего совета, как поступить с вашим родственником?" Сталин, известный своим аскетизмом, приказал отправить
Реденса в Москву.
А задача "наводить порядок в Грузии" легла на плечи Берии.
Следующей жертвой молодого, но изобретательного карьериста
стал Михаил Фриновский. В свое время этот человек возглавлял
Особый отдел в Первой Конной армии Буденного. Потом
судьба забросила его в Азербайджан. Там, в архиве, ему попала в
руки тоненькая папка: "Дело по обвинению Берия Л.П." Полистав
сохранившиеся документы, Фриновский установил, что в
молодые годы Берия попадал под подозрение как тайный агент
мусаватистов. Желая подслужиться, Фриновский не придумал
ничего лучше, как поднести обнаруженную папку властному хозяину
Лубянки. Лучше бы он этого не делал!
Ничто не выдало испуга Берии. Но мысли его заметались.
Прошло какое-то время, и Фриновский угодил в камеру внутренней
тюрьмы. Оттуда Берия его уже не выпустил.
Для рядового гражданина СССР, чтобы оказаться на Лубянке,
хватило бы и сотой доли того, что уже было установлено. Однако
в данном случае речь шла о крупном политическом и государственном
деятеле, члене Политбюро. В отношении таких фигур
был недопустим произвол любого отдельного работника, каким
бы рангом он ни обладал. Покарать такого деятеля могла только
партия. Потому-то вопросы о наказании провинившихся и выносились
на обсуждение пленумов Центрального Комитета.
В делах секретных служб для Абакумова не существовало
никаких тайн. Прежде чем оказаться в министерском кабинете,
он прошел все ступени службы, начиная с рядового оперативника.
Поэтому о реальной силе "гвардейцев" Берии он судил здраво,
сознавая, что Большой Мингрел не сдастся без сопротивления
даже по партийному постановлению. Ибо понимает, что натворил
и какая кара его ожидает.
Одним из самых преданных бериевских "гвардейцев" по праву
считался князь Шалва Церетели. Они познакомились в молодые
годы, когда оказались в одной камере кутаисской тюрьмы. У
Берии это был первый арест, у Церетели – очередной. Это бьm
бандит с огромным уголовным стажем. Молоденький Лаврентий
взирал на него с почтением и робостью. О смелости этого человека рассказывали легенды. Шалва Церетели не ведал, что
такое страх. Его боялись даже самые отпетые уголовники.
В последующие годы Берия отыскал прежнего тюремного
знакомца, приблизил, обласкал и привязал к себе. В 1938 году,
уезжая навсегда в Москву, он взял его с собой. Теперь Шалва
Церетели имел чин генерал-лейтенанта, отличался прямотой суждений
и предельной честностью в делах. Он, например, открыто
презирал Богдана Кобулова за постоянное стяжательство и брезгливо
называл его "грязью. Берии он был предан беззаветно. Выполняя
самые деликатные поручения своего патрона, генерал-лейтенант
Церетели окружил себя людьми, готовыми выполнить
любой его приказ.
Последней операцией князя с генеральскими погонами было
уничтожение семьи маршала Г.И. Кулика. Произошло это в год
расстрела ленинградцев. Самого маршала судили и расстреляли
(считалось – за излишне откровенную болтовню), но с его женой,
Кулик-Симонич, велась какая-то странная игра. Женщину не взяли
дома и по ордеру, а подкарауливали на улице, дожидаясь, когда
она покажется одна. Ждать пришлось не день и не два, а целых две
недели. Наконец ее схваrили, сунули в машину и... след похищенной
потерялся навсегда.
Что и говорить, загадочные операции проворачивали хваткие
молодцы из "гвардии" Большого Мингрела!
Берия выбрал себе в жены замечательно красивую грузинку
Н.Т. Гегечкори, племянницу министра иностранных дел в меньшевистском
правительстве Н. Жордания. Париж на многие годы
стал последним прибежищем грузинских эмигрантов.
Племянник Нины Гегечкори, некий Теймураз Шавдия, вел до
войны развеселую жизнь обеспеченного всеми благами балбеса
и, подобно старшему сыну Хрущева, не раз попадал в уголовные
истории. Спасало его грозное имя родственника, хозяина Лубянки.
В начале войны он окончил Подольекое пулеметное училище,
отправился на фронт и в первых же боях угодил в плен. Советские
военнослужащие вели себя в плену по-разному (пример – Яков,
старший сын Сталина). Теймураз Шавдия пошел другим путем.
Он завербовался в Грузинский национальный легион, воевал с
бойцами Французского сопротивления, затем появился под Туапсе.
Он получил чин унтершарфюрера СС, был награжден медалью "Зеленая лента". В 1945 году заслуженный грузин-эсэсовец
угодил в советский плен.
И снова сработали мощные родственные связи.
Теймураз жил в Тбилиси, беспрерывно веселился и однажды
в пьяном виде застрелил девушку. В ситуацию вломился сам министр
госбезопасности Грузии Рапава и спас негодяя от заслуженного
наказания.
Абакумову ничего не стоило употребить свою власть и сместить
Рапаву (предварительно он заручился поддержкой Сталина,
который постоянно помнил, что именно Рапава старательно истребил
всю родню несчастного Серго Орджоникидзе). На пост
министра госбезопасности республики был назначен Рухадзе,
смертельный враг Рапавы, а, следовательно, и самого Берии.
Так была завоевана первая позиция для задуманного броска.
Кадровые перемены в Грузии сильно облегчались традиционной
ненавистью местных жителей к мингрелам. Их называли
лазы – что-то родственное чеченским тагам, горским евреям.
Мингрелы, как правило, работали в торговле и в снабжении, насаждая
взяточничество, воровство. Среди мингрелов постоянно
жило стремление отделиться и от Грузии, создав собственное независимое
государство.
Рухадзе, приняв бразды правления, не стал мешкать и арестовал
своего недруга Рапаву, а также видных партийных работников
Шония и Шария. Топор повис и над головой второго секретаря
ЦК Барамия. В этот момент Берия попытался разрядить создавшуюся
ситуацию- он вдруг "сдал" Чарквиани, первого секретаря
парторганизации республики, заменив его Мгеладзе (соперника
и Чарквиани, и Барамия).
Московская машина власти совершала тяжкие неторопливые
обороты: в Лефортовской тюрьме уже сидели 37 грузин. Секретариат
ЦК ВКП(б) принял два закрытых постановления о неудовлетворительной
работе руководства Грузии.
Тяжелый каток неминуемого разоблачения надвигался. Какими
мерами его остановить? Оставалась одна мера - убрать
Сталина. Ничто другое уже не спасет.
Однако предварительно требовалось обезглавить Лубянку. Недавний смершевец Абакумов был всецело преданным Вождю.
Он способен разрушить любую комбинацию.
Только в свете лихорадочных приготовлений Большого
Мингрела следует воспринимать появление на политической
(а, следовательно, и кадровой) сцене борьбы совершенно невзрачной
фигуры подполковника Рюмина, следователя с Лубянки.
Казалось бы, несравнимые величины: министр, генерал-полковник
и какой-то следователь, один из многих тысяч. Но... таков
закон шахматной игры: нередки комбинации, когда простенькая
пешка бьет самого ферзя!
Подполковник Рюмин происходил из архангельских мужиков.
Как и все поморцы, он был мал ростом и неказист внешне. В
гражданской одежде, не в кителе, он походил на кладовщика с
колхозного склада. Служебная карьера никак не удавалась Рюмину.
Причиной этому, как он считал, были жиды. Антисемитом он
слыл убежденным и нисколько этого не скрывал.
Необходимость в Рюмине возникла в пору, когда Берия и
Маленков приготовились валить Абакумова. Невзрачному подполковнику
с несложившейся судьбой отвели роль мощной торпеды,
направленной с близкого расстояния в борт броненосца,
чей вымпел вроде бы реял победительно и гордо.
Подозревал ли сам Абакумов, какой запас взрывчатки заложен
в завидущей душонке следователя в таком ничтожном чине?
Едва ли. Он привык считать своими противниками персон, обладающих
государственной властью. В кремлевском поднебесье
парили одни орлы, навозным мухам туда не бьшо ходу.
Представим себе Рюмина в служебном кабинете Д. Суханова,
многолетнего помощника Маленкова. Лысенький подполковник
в мешковато сидящем мундире, с животиком, крепко держит
всеми пятью пальцами перо и пишет под диктовку обладателя
кабинета. Перо царапает бумагу, Рюмин конфузится и, усиленно
потея, шмыгает носом. Иногда он подтирает нос рукавом. Суханов
по ходу диктовки отвечает на телефонные звонки. Рюмину
кажется, что здесь, на Старой площади, даже городские телефоны
звонят по-особенному.
Что за оказия занесла этого человечка в такие сферы?
Прошлой осенью, в ноябре 1950 года, в камеру Лубянской внутренней
тюрьмы попал известный профессор-терапевт Я. Этингер.
Обвинение рутинное: статья 58 (10). Следовательно, болтовня. Так
оно и бьшо: на квартире профессора работали "жучки", и прослушка зафиксировала его "преступный" разговор с сыном, в ходе
которого старик-профессор отзывался неодобрительно о Сталине.
Через три месяца после ареста профессор Эrингер умер в тюремной
камере от сердечной недостаточности. Сказался возраст? Или...
Хотя следствие, как уверяли, велось без "бойла".
Рюмин "сделал стойку", узнав, что перед смертью профессор-
терапевт признался в том, что намеренно залечил А.С. Щербакова.
(Ближайший помощник Сталина в годы войны, Щербаков
нёс несколько нагрузок и скончался в возрасте 43 лет.) В те дни в
кабинетах спецтюрьмы завершилось следствие по "Ленинградскому
делу". Рюмин изнывал от зависти. Какие награды осыплют
счастливцев! Сколько дырочек будет просверлено и на погонах, и
на кителях! Рюмин ухватился за предсмертное признание профессора
Этингера, затем добьш из архива оба сигнала врача Тимашук,
посланные ею наверх три года назад. (На Лубянке все эти
сигналы аккуратно подшивались и хранились вечно.). Одно письмо
Тиматук адресовала генералу Власику, другое – самому Кузнецову.
И что же: полный молчок! Да за одно это необходимо
ставить к стенке (Кузнецов, он знал, уже арестован и усиленно
допрашивается, дождется своего и Власик). Как это у них, жидов
проклятых, всё ловко получается. Одни орудуют в медицине, другие
покрывают их в партийных сферах, третьи подсобляют на
Лубянке. Да что там... у них и в самом Кремле имеются свои!
Шансы для размаrьmания гигантского "дела" так и прыгали в
rnaзa. Щербакова залечили? Залечили. А Жданова? Интересная, товарищи,
петрушка получается! При этом все видят, что среди медицинского
персонала "Кремлевки" поразительное обилие жидов.
Какое можно "слепить дельце"!.. Пальчики оближешь. Вровень
с "Ленинградским"!
Абакумов раскусил Рюмина с первого же слова. Подполковник
замахивался широко: заговор еврейских буржуазных националистов
с участием не только деятелей науки и культуры, но и
персонала Лечсанупра Кремля, а также генералов министерства
госбезопасности. Рюмин не мелочился и "шёл в масштаб". Опыт
Абакумова подсказывал, что на таких рискованных затеях легко
сломать голову. Где доказательства, кроме сомнительного признания
Этингера? Письма Тимашук? Мало. Потребуются имена
множества людей, связи, явки, пароли. Одними пытками ничего толкового не выстроишь. Провальное дело! И Абакумов, изругав
как следует жаждавшего ОТЛИЧИЙ подполковника приказал ему
оставить опасную затею. Сам СЛОМАЕТ свою ГЛУПУЮ голову и ДРУГИХ
подведёт! Здесь-то и возник Суханов. Он вызвал Рюмина на Старую
площадь и усадил его за письменный стол. Грамотей из подполковника неважный
(по анкете – неполное среднее образование).
Помощник Маленкова заставил его переписывать свой сигнал
шесть раз.
Дальнейшие события развивались с невероятной скоростью.
Через два дня Рюмин стоял навытяжку в кабинете Генерального
секретаря и давал первые объяснения. Сталин, услышав дорогие
ему имена Щербакова и Жданова, взглянул на подполковника
внимательней. Разом вспомнилась давнишняя охота Ежова
за таинственной организацией, с таким искусством уходившей от
разгрома. Неужели этому невзрачному следователю удалось
вновь схватить таившихся врагов за хвост? Вот не упустить бы!
Что же касается имен подозреваемых (и прямо обвиняемых!), то
Вождь давно уже стал желчным скептиком. Ворошилова он прогнал
ещё в 1940 году, а год назад снял Молотова, заменив его
Вышинским. Проклятая Лубянка снова демонстрировала своё
гнилое нутро. Абакумов? Что ж, ломались и не такие люди. Следствие
разберётся.
Рюмин получил чин полковника, пост заместителя министра
госбезопасности и возглавил Следственную часть по особо важным
преступлениям. Это стало итогом его появления в кабинете
Генерального секретаря.
Обуреваемый великими планами, Рюмин деятельно приступил
к массовым арестам.
Понимал ли он со всей отчетливостью, в какие жернова его
втянуло? Сознавал ли, что его будут терпеть, покуда в нём имеется
надобность? Предмет разового использования, он потерял
голову от перспектив, был полон самых радужных планов и надежд.
Облеченный доверием Вождя, он сыпал удары направо и
налево. В стране моментально сгустилась атмосфера юдофобии.
Множились разговоры о массовых умерщвленлях новорожденных
младенцев. Люди отказывались идти на прием к врачам-
евреям.
Словом, Рюмин быстро добился того, что от него и требовалось!
Маленков, получив его донос, принялся за дело с навыками
опьпного аппаратчика. Первым делом он создал Специальную
комиссию ЦК для проверки работы министерства госбезопасности.
Возглавив комиссию сам, Маленков включил в неё Берию,
Шкирятова и своего надежного человека из аппарата Игнатьева.
Разумеется, выводы комиссии были определены заранее. Проверяющие
не оставили Абакумову НИКАКИХ надежд.
12 июля 1951 года его отстранили от должности, взяли под
стражу и поместили в Лефортовскую тюрьму под номером 15.
(Под этим номером он будет значиться до конца своих дней.)
Самое НЕЛЕПОЕ заключалось в первоначальном обвинении
министра госбезопасности: его арестовали как РАЗОБЛАЧЁННОГО
лидера ЕВРЕЙСКИХ националистов!
Собственно, всякая надобность в Рюмине отпала, едва Абакумов
лишился поста и свободы. Высокопоставленные организаторы
аппаратной комбинации смотрели на новоиспеченного заместителя
министра, как на досадную и неприятную помеху.
Рюмин ОРУДОВАЛ самозабвенно. Ему КАЗАЛОСЬ, что в его
лице русская страна обрела освободителя от жидовского ига[+]. [Жидовское иго – «есть опущение
Божие, ГНЕВ Господень за ОТРЕЧЕНИЕ[+] России [проживавших[+] и проживающих на территории Российской Империи] от своего Царя-БОГОпомазанника[+]. А то ли ещё будет! Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в Разум Христов пришли»[+][++]. Если Господь Бог прописал России лечебно-ЦЕЛИТЕЛЬНЫЕ процедуры вРАЗУМительного жидовского ига, то ТОЛЬКО Он и прекратит этот лечебный процесс после ПРИХОЖДЕНИЯ людей в Разум Христов. И святой Царь Николай, и Сталин, и ОГРОМНОЕ число ПРАВОславных[+][•][••][++] христиан это понимали и ПОНИМАЮТ, а тщеславные безбожники, типа подполковника Рюмина, этого понять НЕ СПОСОБНЫ!!! А потому участь этого АНТИгероя закономерна.] Под стражей оказались 217 писателей, 108 актеров, 87 художников,
19 музыкантов. Не оставил он без внимания народное министерство.
Вместе с Абакумовым были арестованы начальник
Следственной части А. Леонов, его заместители М. Лихачев,
В. Комаров и Л. Шварцман, начальник секретариата И.
Чернов и его заместитель Я. Броверман. Кроме них в камерах
внутренней тюрьмы оказались чекисты с крупными звездами
на погонах: Селивановский, Питовранов, Шубняков, Райхман,
Утехин, Белкин и др. Арестовал он и полковника А. Свердлова,
сына Янкеля Свердлова.
В своё время Абакумов попытался остудить пыл Рюмина. В
следственных делах надо ТРЕЗВО исходить из имеющихся возможностей.
Объявить о заговоре легче легкого, но как выстроить всю
систему убедительных доказательств? Разумеется, из арестованных
можно выбить что угодно. Однако даже мало-мальски опытный
человек сразу увидит все нестыковки и натяжки. А такое "громкое" дело, какое вздумал затеять Рюмин, прямо-таки ОБРЕЧЕНО
находиться под личным контролем самого Сталина.
Абакумов знал, что говорил. Так и выходило. И первым, на
ком споткнулся Рюмин, оказался Абакумов. Бывший грузчик, этот
человек проявлял нечеловеческую выдержку. Рюмин и его мордовороты
в Лефортовской тюрьме отбили о него все кулаки+. Несколько
раз допрос заканчивался тем, что у потерявшего сознание
подследственного выпадала прямая кишка. В камеру его оттаскивали
волоком. Рюмин, остервеняясь, приказал держать его в
наручниках постоянно. Потом он изобрел такой способ пытки:
Абакумову приковали кисти рук к лодыжкам ног и в таком согнутом
состоянии поместили на несколько суток в морозильник.
Ничего не помогало. Заключенный №15 держался стойко и ни
одного протокола не подписал.
[+Можно ТВЁРДО утверждать, что это ЛОЖНОЕ утверждение, ибо такое было НЕВОЗМОЖНО при ЖИВОМ И.В. Сталине! Ибо нет НИКАКИХ оснований не верить Тайному советнику Вождя: «Как-то очень уж единодушно выступили против Абакумова видные деятели партии и
государства. То ли опасались: много знает о них, поскорей бы убрать. То ли
дирижерская палочка сработала. Хрущев позвонил Сталину по этому поводу с гневным
осуждением министра. Микоян тоже. Каганович, Маленков, Булганин высказались
против Абакумова. Что мог предпринять Иосиф Виссарионович при таких
обстоятельствах?! После десятидневного размышления дал согласие на арест с
условием: следствие будет вестись строго по закону, без физического и
психического воздействия. А ещё, в связи с задержанием Абакумова, Сталин дал
персонально Георгию Максимилиановичу Маленкову указание создать постоянную
следственную группу при Комиссии партийного контроля для ведения тех дел,
которые касались лиц высшего партийно-государственного эшелона. То есть частично
вывести их из-под десницы особых органов, из сферы влияния Берии. Выделить для
вышеозначенных лиц в "Матросской тишине" пяток не самых плохих камер».
«Наблюдение за ходом следствия, включая встречи с Абакумовым и ознакомление со всей документацией, Сталин поручил вести мне. Узнав об этом, Берия сразу понял, чем для него могли обернуться МАЛЕЙШИЕ перегибы. Тем более что Иосиф Виссарионович, санкционируя арест Виктора Семеновича Абакумова, категорически потребовал одновременно отстранить от работы Богдана Кобулова, с тем чтобы начать разбирательство по делу этого "верного пса" Лаврентия Павловича. Таким образом, в руках Сталина оказался конец большого клубка, который предстояло распутать. Кобулов и Абакумов превратились в своего рода заложников. Судьба одного зависела от судьбы другого». А здесь рассказывается о МОЛОДОМ следователе Зайцеве, «который непосредственно «работал» по Абакумову. ...Дело Виктора Семеновича продвигалось ни шатко, ни валко и никто не был заинтересован форсировать его».]
А следствием над Абакумовым ПОСТОЯННО интересовался
Сталин! Пришлось перейти на тактику "обкладывания", т.е. оговора.
Необходимые показания стали выколачивать из других обвиняемых.
Тут дело пошло успешнее. Рюмин выяснил, что женат Абакумов
на дочери известного эстрадного артиста Орнальдо, а тот в
свою пору находился в близких отношениях с маршалом Тухачевским.
Ага, уже зацепка! Тестя Абакумова уже не бьшо в живых,
но его дочь, жену бывшего министра, арестовали и вмесrе с грудным
ребенком помесrили в вонючую камеру. Там её продержали
целых три года.
Показания подписали начальник Лечсанупра Кремля П. Егоров,
лечащий врач Сталина профессор В. Виноградов, лечащий
врач Жданова Г. Майоров. Активно взялись сотрудничать со следствием
и коллеги Рюмина: полковники Лихачев и Шварцман. Эrи
долгого "бойла" не вынесли и подписывали все, что им писали в
протоколах.
Особенно повезло Рюмину с бьшшим следователем-важняком
Львом Шварцманом. На Лубянке у него бьши обязанности
"писаrеля": он толково оформлял протоколы допросов, излагая в
хорошей литературной манере следственный материал, добытый
"забойщиками" в камерах пыток. в свои молодые ГОДЫ Шварцмаи
был журналистом, сотрудничал в газетах "Киевский пролетарий"
и "Московский комсомолец". Его талант оказался востребо-
340
ванным на ниве борьбы с врагами народа. Шварцмаи своими
показаниями помог основательно "обложить" упорного министра.
Абакумов, как он утверждал, яШIЯЛся призванным "вождем
евреев в органах ЧК и прокуратуры". Правда, слаба была доказательная
часть, но в этом оnюшении Абакумова "закопают" другие
арестованные. Зато Шварцмаи смешал бывшего министра с
грязью, показав, чrо он, Шварцман, как педераст, имел постоянные
половые контакты с Абакумовым на службе (Рюмин знал, с
каким отвращением относится Сталин к гомосекам). Следствие в
этом отношении совершило явный перебор, "установив", что
Шварцмаи имел половые связи с послом Великобритании А Керром,
а также со своим сыном Сергеем и дочерью Анной.
Активные формы допросов давали изобильный материал. Труды
"забойщиков" и "писателей" приносили свои плоды. Игнатьев,
новый министр госбезопасности, выделил в отдельное производство
дело полковника Майрановского, начальника Спецлаборатории,
имевшего отношение к выполнению самых секретных поручений,
а также двух провокаторов-педерастов Гаврилова и Лаврентьева,
внедренных в штат обслуги посольства США в Москве.
Неотесанность Рюмина в кремлевских сферах не позволяла ему
различать нюансы в оnюшениях между отдельными представителями
верховной власти. Он догадывался, что новый министр Игнаn.
ев является человеком Маленкова, но о том, что заместитель министра
С. Гоmидзе всажен в министерство самим Берией (для приrnяда
за Игнатьевым), он даже не задумывался. Такие тонкости в
соперничестве "высших" были выше его примитивных соображений.
Он не <УIДавал себе отчетадаже в том, ради чего проворачивалась
вся многоходовая комбинация с арестом Абакумова и поспешным
размmъmанием "Мингрельского дела".
Как начальник Следственной части министерства, Рюмин
готовился доложить в Кремле о достигнутьiХ успехах, однако вопреки
его радостным надеждам Сталин отказался с ним разговаривать.
Произошло то самое, чего следовало опасаться. Вождь
внимательно прочитал представленные протоколы и невольно
задержался на "педерастической" части документа. Он поморщился,
когда дошел до признаний Шварцмана о любовньiХ утехах
с послом Великобритании. Перебор бьm явный. Сталин брезгливо
обронил:
341
- Прогоните этого шибздика!
В середине ноября заместитель министра Рюмин бьш изгнан
с Лубянки и с трудом устроился бухгалтером в Министерство
госконтроля.
Министр Игнатьев, подписывая ему документы, с явной завистью
обронил:
-Легко отделался.
Так что грянувшее на весь мир сообщение в "Правде" насчет
организации врачей-отравителей состоялось без его участия.
Берия недаром опасался следствия по "Мингрельскому делу".
Могли всплыть самые потаенные страницы его мутной биографии.
Подарком судьбы он считал подхалимский поступок М. Фриновского,
обнаружившего в бакинском архиве роковую папочку.
С души свалился rруз невыразимой тяжести. Однако сколько же
еще оставалось нераскрытого, рискованного, обрекающего! Нелегкая
ему выпала судьба ...
Концентрапия в партии самого отборного отребья создавала
для Большого Мингрела наиболее благоприятную обстановку. В
мутной воде он плавал с уверенностью крупной щуки. Малопомалу
ему удалось выстроить на Старой площади, в кабинетах
партийной власти, свою крепкую "стенку", все чаще обеспечивая
при голосованиях победу большинства. Партия, считал он,
подпадает под его влияние. Люди не слепые и видят убывание
физических сил Вождя. "Молодым везде у нас дорога.". Однако
Сталин еще сопротивлялся и наносил довольно мощные удары.
Затея с "мингрельским делом" свидетельствовала, что глаз состарившегося
Вождя оставался зорким, а ум изощренным. Следствие
по этому "делу" требовалось свернуть как можно поскорее, не
позволив ему вызвать настоящую катастрофу.
Самым сложным, а, следовательно, и самым уязвимым местом
агентуры является связь. Поэтому кукловодам приходится
изощрЯться, чтобы не обрывались ниточки руководства. Именно
в этом свете и следует рассматривать арест в Будапеште шведского
дипломата Рауля Валленберга, сотрудника секретных служб
не только Америки, но и Германии. Под вывеской спасителя
евреев он прилагал все силы, чтобы максимально затянуть сопротивление
немецких войск. По планам сионистских заправил,
американские войска должны бьши успеть в Берлин намного
342
раньше войск советских. Там их встретили бы растрепанные
русскими дивизии вермахта - и родилась бы новая коалиция
союзников, объединенных общей ненавистью к варварам с Востока.
Доказательством этих подлых планов служат тайные переговоры
в Швейцарии Аллена Даллеса с представителем Гиммлера
генералом СС Вольфом. Об этом же свидетельствует сохранение
американцами штабов немецких войск, сбор трофейного
оружия и сколачивание растрепанных в боях подразделений
гитлеровцев.
Падение Берлина поломало намеченные планы. Думается, в
связи с этим и последовал арест сотрудниками "Смерша" Рауля
Валленберга. Этот скромный шведский дипломат должен бьш
исполнить слишком важное задание своих хозяев. Именно поэтому
он не побежал, как все, от наступающих советских войск, а ...
устремился им навстречу. Схваченный смерщевцами Абакумова,
он бьш срочно увезен в Москву, помещен в камеру внутренней
тюрьмы и вскоре предстал перед глазами Берии.
ТаксостояласьвстречатайногопосланцакукловодовсосЛЕШUком
важным, слишком ценным агентом, всаженным в советскую
структуру власти давным-давно и теперь, в момент самого пиконого
напряжения, нетерпеливо ожидавшим руководящих указаний.
О том, какими были инструкции издалека, можно судить по
развитию событий в СССР. Берия принимал в них самое активное
участие. Даже пересаженный с Лубянки в Атомный комитет, ОН
все же продолжал держать связь с этим вероломным ведомством
(замечено бьшо, например, что он появлялся в "Матросской тишине"
во время следствия по "Ленинградскому делу").
Судьба Валленберга, конечно же, трагична. Но не мог же Берия
оставить его на Лубянке, в лапах Абакумова! Расколовшись
на допросах, Рауль мог погубить всю грандиозную затею. Нет,
рисковаrь Берия не мог, не имел никакого права. Поэтому связной
исчез - он бьш обречен на исчезновение.
После расстрелов в Ленинграде (и по всей стране) на повестку
дня встала главная задача- устранение Сталина. Избавившись
от Вождя, Берия с помощью Лубянки легко убрал бы с дороги
неугодных конкурентов и сел бы хозяином в Кремле.
События последней сталинской зимы полны не выявленных
до сих пор загадок.
343
Совершенно не поддается объяснению постоянное возвышение
Маленкова. Уже упоминалось, что он, вдруг вернувшись из
Ташкента, занял место умерщвленного Жданова, т. е. второго человека
в партии. После XIX съезда он получил право подписи за
Сталина!
Что же, определился сталинский преемник?
Нет, этого пока не произошло. Доказательство того- ожесточение
подковерной борьбы, в которой катились весьма заслуженныеголовы.
В декабре 1952 года бьm неожиданно арестован генерал-лейтенант
Н. С. Власик, многолетний начальник сталинской охраны.
Его обвинили в том же, что и Жукова, -в мародерстве. Будучи в
Германии (во время Потедамской конференции), Власик не стал
охотиться за драгоценностями, а ограничился домашнею скотиной:
его "трофеями" стали три коровы, бык и две лошади. Эту
живность генерал подарил брату, сестре и племяннице, колхозникам
из разоренной Белоруссии.
Затем на Лубянке оказался АН. Поскребышев, начальник секретариата
Сталина,- тоже, кстати, многолетний.
Арестовали коменданта Ближней дачи Федосеева.
Еще один работник сталинского секретариата, Л.А. Логинов,
внезапно умер прямо на рабочем месте. Вроде бы по вызову
к нему примчалась из "Кремлевки" медицинская сестра, сделала
укол и тут же скрылась. Логинов скончался через несколько
минут. Стали звонить в Кремлевскую больницу, там вытаращили
глаза: никакого вызова не поступало, и никакой медсестры не
посьmали!
К концу года возле Сталина остался один-единственный преданный
человек- генерал Косынкин, комендант Кремля. В последние
дни он сам занимался лечением Сталина: выбрасывал Лекарства,
присылаемые из "Кремлевки", и покупал их в обыкновенных
городских аптеках- каждый раз в другой.
Наконец последовал заключительный удар в сложной многоходовой
комбинации. 13 января 1953 года "Правда" сообщила об
аресте большой группы врачей-отравителей.
Арест в Лечсанупре Кремля провереиных специалистов дал
доступ к лечению членов Политбюро (в первую очередь, конечно,
Сталина) совсем другим врачам.
344
А новым министром здравоохранения страны был назначен
Третьяков, личный врач Берии.
Медицина как бьmа, так и оставалась мотучим кардинальным
средством Большой Политики.
Последние дни февраля насыщены приближением неслыханной
грозы. Оставшись в полном одиночестве, Иосиф Виссарионович
решается на отчаянный шаг: 1 марта он приглашает
на встречу в Немчиновке группу своих боевых маршалов -
Василевского, Конева, Тимошенко. Из гражданских лиц приглашение
получил один Вышинский. Однако уже в ночь на 28
февраля все телефоны Сталина были отключены. Ночь Вождь
вынужден был провести в Кремле, а не на даче. С утра собралось
Бюро Президиума.
О том, как проходило это заседание, рассказывает в своей
книге племянник Кагановича.
На председательском месте сидел Маленков, тучная дебелая
"Маланья", забравший незаметным образом всю власть над аппаратом.
По обе его стороны - Берия и Микоян. Бывший хозяин
Лубянки в этот день выглядел особенно внушительно. От всей его
туши веяло сознанием силы и моrущества. Как всегда обрекающим
змеиным блеском сверкали стекльппки вечного пенсне. Наступил
решающий момент всего задания.
Выступавших бьшо немного, всего двое: Каганович и Микоян.
Первый потребовал отмены мартовских процессов над сионистами,
второй, обращаясь не к Сталину, а к угрюмо сидевшим
подельникам,- отставки Сталина со всех постов.
Дальнейшее развитие собьпий представить совсем нетрудно.
Сталин сидел одиноко, нахохлившись. Взгляды заговорщиков
словно остекленели и остановились. Ни один из них не смотрел на
него, старого, беспомощного, обреченного. Вблизи не оказалось
ни одного из преданных людей. На охрану, внутреннюю и внешнюю,
надежды никакой- уж Берия позаботился!
Негодяи рассчитали точно - он был в капкане. В душе
Сталина бушевала буря, запоздалая, неистовая и оттого особенно
болезненная, раз я щ а я. Не забудем, сосуды, его изношенного
мозга, уже дважды не: выдерживали перегрузок. Не
вынесли напора клокотавшей ярости они и в третий, последний
раз. Он внезапно почернел, стал рвать ворот мундира и
345
повалился на пол, Дело было сделано - заговор удалея и достиг
своей цели. Остальное было делом времени и умелой демагогии
изменников.
О дне кончины советского вождя существует множество версий.
Советские люди услышали роковую весть утром 6 марта: голосом
Левитана, рокочущим, мерным, как удары погребального
колокола.
Однако наши ненавистники за рубежом к тому времени ликовали
уже пятый день!
1 марта начала свои передачи радиостанция "Свобода", орган
Центрального разведывательного управления США. Первой ее
сенсацией бьшо сообщение о смерти Сталина. В тот же день эту
весть подхватили радиостанции "Голос Америки", "Голос Израиля",
"Голос Швеции" и Би-би-си.
В пользу версии о смерти Сталина в ночь на 2 марта говорит и
ход совместного заседания Центрального Комитета, Совета Министров
и ПрезидиумаВерховного Совета СССР ночью 5 марта. Прежде
всего- кто ньrnе во rnaвe? На подиуме появились члены Президиума
ЦК, однако не 25 человек, избранньiХ последним съездом
партии, а прежние члены прежнего Политбюро (в их числе и Микоян
с Молотовым, не избранные, как мы знаем, на XIX съезде). И
снова партию первой скрипки исполнял Маленков.
- Необходимо сформировать правительство, - объявил он и
предоставил слово Берии.
На пути к трибуне они едва разминулись в узком проходе:
повернулись боком, и все же шваркнули живот о живот. Берия,
закидывая голову и поглядывая в зал из-под стеклышек пенсне,
предложил председателем Совета Министров утвердить "товарища
Маленкова", а первым его заместителем "товарища Берию".
О назначениях на посты министров речь пока не заходила.
Голосовали молча и покорно, подавленные всем случившимся.
Дело в том, что всех немоеквнчей доставляли спешно и
сразу же, поместив в укромную комнату, под большим секретом
давали знакомиться с бюллетенями о состоянии Сталина.
Что за "мадридские тайны"? Почему не объявить об этом всему
народу?
Берия умело "брал быка за рога": по его плану вся власть отньrnе
переходила от партийных органов к Совету Министров (Совмин, та-
346
ким образом, сразу возносился над ЦК!) А у руководства эrnм новоиспечеюiым
органом центральной масти уrверщцался Маленков.
И лишь после голосования, поздно ночью, последовало скорбное
сообщение о кончине вощця.
Если сопоставить события по часам и минутам, то выходило,
что устаномение новой масти, т.е. отстранение Сталина со всех
его постов, произошло, когда еще не перестало биться его сердце!
6 марта мИЮiстр иностраiОiых дел Великобритании А. Иден в
письме Президенту США Д. Эйзенхауэру так выразил свою реакцию
на смерть советского вощця:
" ... Кончилась целая эпоха, столь опасная для нас. Новые лидеры
в Москве изменят внутреннюю и внешнюю политику, и это
скажется на Восточной Европе и Китае ... Примеру Тито, установившему
тесные связи с нами еще в 1948 году, могут последовать
и другие восточноевропейские лидеры".
А. Иден знал, что говорил. Он знал много, очень много. Необходимо
постояюю помнить о всей затее с "английским каналом
связи" и о том, что Шелленберг, одно из звеньев этого канала,
находился в качестве военнопленного в Англии и уже писал книгу
своих воспоминаний.
А вот совсем другое отношение к трагическим событиям в
Москве. Император далекой Эфиопии Хайле Селасене не скрывал
своей душевной скорби:
"Благодаря Сталину Россия стала многонациональной великой
державой, олицетворением надещц русского и других народов
этой огромной страны, недавно победивших тотальную фашистскую
агрессию и в короткий срок восстановивших родину ...
Желаю преемникам этого великого человека столь же достойно и
принципиально отстаивать честь и независимость СССР, как это в
течение 30 лет делал генералиссимус Сталин. Желаю вам сохранить,
упрочить и приумножить остаменное Иосифом Сталиным".
Император эфиопов словно чуял, какие "деятели" лезут на
сталинское место ...
Похороны Сталина состоялись 9 марта.
Все дни начала первого весеннего месяца Большой Мингрел
спешил "ковать железо".
Берия сумел засечь, что у Сталина появилась заветная тетрадь
в обложке черного цвета. Туда Вождь вносил какие-то пота-
347
енные записи. О чем? Берия настойчиво искал эту тетрадь и нашел.
Ничего страшного там не оказалось. Иосиф Виссарионович
делал заметки для работы над "Вопросами языкознания" и над
"Экономическими проблемами социализма в СССР".
На 9 марта, день похорон Сталина, пришелся день рождения
Молотова. В благодарность за содействие Берия сделал имениннику
подарок: вернул из ссьшки из Казахстана П.С. Жемчужину.
И много хохотал, узнав, что Полина Семеновна, сойдя с трапа
самолета, вместо объятий и поцелуев залепила "дорогому Вече"
оглушительную оплеуху.
Раздражал Берию сын генералиссимуса Василий Сталин.
Угарно пьяный, он не переставал кричать: "Убили отца! Убили,
сволочи!" Узнав, что жена Мао лечится в "Кремлевке", Василий
сумел пробраться к ней в палату и передать письмо. Такое же
письмо он переправил и Энверу Ходже в Албанию.
Ни тот, ни другой на похороны Сталина не приехали. Оба знали
о насильственной смерти великого Вождя и своим отсутствием
на похоронах выразили презрение политической шпане, рвущейся
к власти в СССР. Мао оставил такое свидетельство о случившемся
в Стране Советов: "Заговор против Сталина бьm фактом,
это осознавали и делегаты съезда, и его зарубежные гости".
В траурной процессии на Красной площади не появился и
руководитель Югославии Иосип Тито. Но этот- по другой причине:
именно в эти дни его, как старого агента, вызвали в Лондон,
и он отправился туда в сопровождении очередной молоденькой
жены
"Посвящается Сталину" исп. Антон Ключев, стихи Павла Базурина здесь
Песня победы видео клип с концерта в Москве,
текст здесь
Добивают Россию предатели,
А она всё жива непокорная,
На последнем своём издыхании Уповая на помощь Господнюю!
Но спасение придет обязательно, Канет в лету эпоха позорная,
канет в лету эпоха страдания,
Истерзавшая душу народную.
Который день, который год страна моя во мгле, Как будто бедный мой народ не на своей земле,
Без об"явления войны нас ловко взяли в плен, Но Бог велик, и скоро мы поднимемся с колен!
Сайт "Сыновья России" смотри здесь, многие песни иеродиакона Рафаила можно скачать здесь.]
"Кто без Царя, тот без Христа" (Русский путь) Алексей Мысловский
Пусть в России пока все не так
И быть Русским теперь не легко
Обратится плохое все в прах
И низвергнут коварное зло Обратится плохое все в прах
И низвергнут коварное зло
Наша Русь не простая страна
Мы же Русский, Имперский Народ Пусть другие близки времена
Русский Царь Православный грядёт! Пусть другие близки времена
Русский Царь Православный грядёт!
Другие песни Контрреволюции можно слушать здесь, здесь и здесь.
"Победа будет за нами!" Жанна Бичевская (3мин35") текст или текст видео взято здесь
Скорбит и стонет каждый русский дом
В сердцах от беспредела нет покоя Лишь русский Царь, Помазанный Христом Мог удержать Собою зло земное
Царь – наша сила, Царь – русский Вождь
Царь – это русское Знамя Мы всё потеряли, но нас не возьмёшь
Победа будет за нами
Мы всё потеряли, но нас не возьмёшь,
Победа будет за нами!
Славянский дух – незыблемая твердь
Он верит твёрдо в воскрешенье Царства
Девиз наш – Православье или смерть Всё остальное – антихристианство
Царь – наша сила, Царь – русский Вождь
Царь – это русское Знамя Мы всё потеряли, но нас не возьмёшь
Победа будет за нами
Мы всё потеряли, но нас не возьмёшь,
Победа будет за нами!
"Третий Римъ" (За Веру, Царя и Отечество!) Группа КОМБА БАКХ
+Следует знать, что был не расстрел Царя-БОГОпомазанника с Его Семьёй, а было ритуальное заклание Царя-Богопомазанника Николая Второго с Семьей, которое совершилажидовская[+] нелюдь ритуальными ножами! Стрельба же была всего-навсего имитацией расстрела! О ритуальном характере этого убийства здесь, здесь, здесь, здесь, здесь и здесь. Об этом книга П.В. Мультатули Екатеринбургкое злодеяние 1918 г.: новое расследование и работа Чёрная месса революции.
Песня молодежной группы Костромы и их очень здравые ПРАВОСЛАВНЫЕ рассуждения о свято Царе-Искупителе Николае Втором здесь. Другие их песни слушай здесь.
+Русский Народ[+] (великоРОССы, малоРОССы, белаРУСы и обРУСевшие люди других национальностей) ПОДНИМЕТСЯ с колен ТОЛЬКО после ДУХОВНОГО взрыва, о котором говорил Преподобный Лаврентий Черниговский, обязательными условиями которого являются ПРИХОЖДЕНИЕ его малой закваски[+] в Разум[•][••][+] Христов[+][+•][••][•], ПОКАЯНИЕ[+][•][+][++] в грехах КЛЯТВОпреступления[+] Соборного Обета[+] 1613 года и ПРИНЕСЕНИЕБОГОугодных плодов покаяния[+][++]. Перечень грехов против Царской власти, которые напрямую связаны с этим грехами КЛЯТВОпреступления, приведён здесь.
Примечание
I. Данный шаблон оптимизирован для просмотра в Google Chrome и Opera
